Она затрясла головой, мол, нет и нет, а когда я снова раскрыла пасть, она мягким движением взяла мое лицо двумя руками, поцеловала в нос и сказала:
— Квази умерла.
В следующий момент она укачивала меня своими толстыми отвратительными руками, а я рыдала между ее дряблыми грудями, и поскольку дама за конторкой начала проявлять нетерпение, милый Робер перепрыгнул через стойку, ухватил ее за нейлоновую кофточку и преподал урок уважения к горю других людей, заткнув ей пасть парой махровых полотенец. У него развито чувство уместности — стопка чистых лежала прямо на стойке.
Это было так неожиданно и мило, что я разрыдалась того пуще, но едва дама, которая и не такого навидалась, пригрозила выставить нас вон, причем не откладывая в долгий ящик, я пришла в себя, услышала, как диктор объявляет, что впереди у нас будущее и скоро восемь часов, принесла коллективные извинения, взяла на себя полную ответственность за временный беспорядок, сунула надзирательнице пятисотфранковую купюру в качестве гарантии моих хороших манер и удалилась по–французски, то есть дважды расцеловав каждого.
Действие первое: телефонная кабина. Я позвонила на «Франс–Интер», нажимала на повтор, пока не услышала на том конце трубки голос, и произнесла свою самую длинную фразу:
— Я только что обнаружила третий труп бомжа, женщины, которой, как и двум предыдущим, вспороли живот и изрезали в кашу лицо, и прошу вас предупредить журналистов о появлении серийного убийцы на улицах Парижа. Труп находится на стоянке во дворе дома номер 18 по улице Бельвиль. Меня зовут Сара.
И только тут вспомнила, что это настоящее имя Квази. Скорее всего, это имя появится в газетах — посмертно осуществившаяся мечта.
Я повесила трубку, не дожидаясь вопросов. Мне нужна была помощь, так что проявим сдержанность, и пусть полиция пошевелится и начнет делать свою работу. И пусть преследователь почувствует себя преследуемым, разнообразия ради.
Я отправилась на почту заглянуть в «Минитель», нашла телефон отеля «Холидей Инн» на площади Республики и зарезервировала номер на двоих с ванной — тут мелочиться не следовало. У нас все номера с ванными, ответил господин с присущей всем холуям надменностью.
Я повесила трубку, прислонила голову к стеклу и попросила прощения у Квази, Жозетты, у той незнакомки, у Поля, я даже попыталась помолиться, чтобы там, наверху, их приняли по–доброму, но слова не шли, да и на самом деле во мне не было и капли жалости, а только ненависть к жизни, которую так извратили люди.
Потом я дождалась открытия больших магазинов. Знаю, мне бы тоже не помешало сначала принять душ, но время поджимало.