Его всегда кто-то ждал там, на земле. Правда, жена с невесткой не знали подробностей его суровой работы, он не говорил никогда об этом, да и что он мог сказать им? Сегодня он подымал затопленную в войну баржу, завтра обследовал прибрежную полосу в районе будущего мола, через неделю вел подрывника к обнаруженной намедни рогатой смерти, встрявшей в скалы и по сию пору таящей взрыв в тёмном чрёве… Случалось всякое, и даже при желании вряд ли можно было объяснить людям несведущим, никогда не нырявшим и с ластами, в маске, как оно там, под водой, и в чём состоит его мужское дело.
Эту же строгость, сдержанность чувств и слов воспитал старый Баглей и в своем Алексее. Ему одному иногда говорил он о своей стране молчания и сумрака, о еёсуровых законах и, когда впервые заметил на столе у мальца затрепанную книжонку о водолазах, но подал виду, но довольно хмыкнул в усы, едва жена отвернулась.
Теперь, если она, не сдержавшись, попрекала его тем, что это не море, а сам он — сам! — отнял сы; а у себя и у неё, приохотив к подводному делу, Баглей мрачнел, скрипел зубами, зыркал на неё из-под белесых бровей, отворачивался, боясь сорваться и наорать, и усы его печально никли. Разве может понять его старуха, что иначе и не могло быть?! Он ведь хотел воспитать Лёшку мужчиной. Мужчиной, понятно?
Ну, отчего так выходит в жизни: научи он Лешку большей осторожности, расчёту — не трусости, нет! — и сын был бы жив… Но он гордился своим парнем, его старшинскими нашивками сверхсрочника, и вот куда привела гордыня…
Но уж если кто виноват, так тот недотёпа-лейтенант с его отказавшим аппаратом… Э, да что теперь-то говорить! И сколько ни ругал себя Баглей за такие паскудные мысли — ведь хотя бы тот лейтенант, не нарочно же он задохнулся! — но легче не становилось…
Сегодня к горлу что-то опять подкатило; Баглей теперь даже стал иногда побаиваться тех первых минут, когда под водой остаешься один на один со своими мыслями и воспоминаниями. И, увидев подгулявшие пенные гривы, он неожиданно для себя самого обрадовался. Спуск отменят, как пить дать, отменят: эти копухи из «Гидроморстроя» вечно срывают графики, и оч пораньше уйдет домой. А там, бог даст, придут ребята, бывшие подчиненные Алексея, его товарищи, и все как-то скрасят вечерок, и будет казаться, что и Лёшка с ними, только вот куда-то вышел, в магазин, что ли, побежал за склянкой, и вот-вот войдет сию секундочку…
Его «РК-40» стоял у пирса, пофыркивая сизым дымком. Накат то поднимал его над склизкими сваями, обросшими зелеными бородами, то резко ухал вниз, грозя оборвать швартовы. Катер тёрся бортом о толстую резину старых автопокрышек, прикрученных к причалу. Так добрая, работящая домашняя скотина трется утром о плетень, не спеша впрягаться в ярмо.