Уже на месте, намыливая руки — так ловчее протиснуться в манжеты водолазной рубахи, — еле удерживаясь на ногах от жестокой болтанки, Баглей машинально отмечал про себя, что давеча ошибся насчет строителей газопровода. Забитая заглушками с обоих концов, плеть очередной секции моталась на плаву, едва удерживаемая расчалком. Час-другой — и шторм согнет, а потом сломит её как хворостину.
И все — время, деньги и пот людской, — все вылетит в эту гигантскую трубу. Секцию надо было поскорее заполнять водой и затапливать, но, чтобы не делать двойную работу, затапливать не лишь бы как, а чтоб легла в приготовленную для нее каменную «постель» аккуратненько, точно, по чертежу. Если бы эту паршивую «постель» довела до конца субботняя смена и если бы сварщики шипели своими горелками побойчее, вся подводная часть трассы была бы закончена ещё в воскресенье. Да, недаром же: понедельник — день тяжёлый…
Ступив на грунт, Баглей осмотрелся, подвсплыл немного, повиснув в водяной толще. Шланг с кабель-сигналом тоже повис в воде. «Выбери слабину», — сказал Баглей в телефон; на палубе тотчас поняли, подтянули «хвост», и Баглей уверенно зашагал вперед, с каждым отвоёванным у глубины метром снова погружаясь в свой мир привычного одиночества.
Странно и тяжко было ему подчас в этом мире. Странно и тяжко оттого, что чувствовал он себя одновременно и как бы моложе и гораздо старше сына. И не сын, как положено человеку природой, а он, отец его, будто советозался с ним в такие минуты, ждал подсказки. О горе, горе, как пережить тебя!.. Говорят, время лечит лучше всяких докторов… Но минувшие месяцы но принесли облегчения. Горяча была рана: остался Алёшка первым и единственным.
По воскресеньям старый Баглей тайком уходил из дому. Пропадал часа три, возвращался — иногда выпивший, чаще трезвый. А если жена заводилась, отмахивался:
— Как будто не знаешь, где., В порту, в порту, где же ещё?
— Ой ли! Что-то зачастил ты по выходным-то… Уж не завел ли молодуху на стороне?..
— Окстись, старая! Сказано, в порту… Нам, ветеранам, и почёт — по воскресеньям дежурить… Молодые разве согласятся?
Нельзя сказать, чтоб он ни в грош не ставил свою старуху. Исправно ходил в магазин, подметал в доме, иногда и полы скрёб, подстирывал кое-что, если жене становилось вовсе невмоготу. Но воскресенье было его днём.
В местном военно-морском музее с недавних пор привыкли уже видеть в этот день толстого краснолицего человека. Он бегло обходил по порядку все витрины и модели, делая вид, что это его страшно интересует, бросал взгляд-два на картины, изображавшие ракетные учения, стрельбы и боевые вылеты, и надолго застывал у крайнего, к выходу окна, где одна витрина была отведена героике сегодняшнего флота.