Я снова сел. И не знал, о чем с ней разговаривать. Я даже вспомнил генерала Гранта.
— Можно сигарету, Мартин?
Я дал ей сигарету. Виктория выпускала дым тоненькими колечками.
— А сколько лет тебе самому, Мартин?
— Мне? Мне… г-мм… мне тридцать пять.
— Вот как!
Она улыбнулась. И опять я — не без причины — почувствовал себя болваном.
Я снова налил ей шампанского — на этот раз всего полстакана. Затем я наполнил свой стакан. Так мы молча сидели и курили. Никогда еще я не видел, чтобы так праздновали день рождения.
Я посмотрел на часы.
— Скоро уже двенадцать, — сказал я. — Тогда и конец празднику. Бутылку пробкой не затыкай… остаток допьешь завтра вечером… к тому времени шампанское выдохнется… то есть перестанет шипеть, но оно все равно будет вкусное. Пробку сохрани… это приносит счастье…
Я снова встал.
— Спокойной ночи, Виктория, — сказал я.
Она встала и подошла ко мне. Я пережил трудное мгновение.
— Спокойной ночи, Мартин. И большое спасибо. Я никогда не забуду этот день рождения.
Во время наших утренних прогулок с двумя или тремя дамами Лунде мы любили захаживать на Холменколлен.
Температура держалась немного ниже нуля, но солнце светило каждый день. Весь холм, трибуны, строительные леса были заполнены людьми из Общества лыжников. Мы присаживались на какой-нибудь из трибун и, подставив лицо солнцу, любовались царившим вокруг оживлением.
Все радовались снегу и слабому морозу.
Не радовался только Карл-Юрген. Он ждал, когда снег на кладбище Вэстре подтает. Подтает настолько, чтобы он мог начать свои поиски. Поиски, которые, возможно, ни к чему не приведут.
Я не мог больше терпеть и позвонил ему. У меня была к нему просьба.
Я позвонил ему вечером, когда семья Лунде играла в бридж.
Я улучил минуту, когда игра была в самом разгаре. Полковник Лунде объявил четыре в пиках, дублировал и оказался в опасном положении; я счел, что никто из игроков теперь не оторвется от карт. Полковник Лунде не разрешит никому покинуть строй.
Я прошел через столовую в холл — к телефону.
— Карл-Юрген, это я, Мартин. У меня к тебе небольшая просьба. Довольно ребячливая. Речь идет об играх в Холменколлене… да, в воскресенье… прыжки с трамплина. Мы с Кристианом всегда, с детских лет, ходили туда вместе. В сущности, это у нас как бы единственный в году семейный праздник. В этот день Кристиан даже оставляет свою возлюбленную, кто бы она ни была. Мы всегда стоим в одном и том же месте: у самой высокой сосны, слева от посадочного склона. Можно мне уйти… одним словом… можно мне в этот день оставить семейство Лунде?
— А какие планы у семейства на этот день?