Оставался еще один путь — наверх. Я соорудил из одеял чучело и уложил его с таким расчетом, чтоб ввести в заблуждение человека средних умственных способностей. Фонарь мы затушили, оставили его в углу и на цыпочках поднялись в комнату Джойса, оттуда же вышли на галерею. Из ее окон я разглядел движущегося вдоль северной стены часового — этот был у реки — и второго, ближе к нам, на западной стороне. Луна то показывалась, то ныряла за тучи, и чудилось, будто портрет леди Киллигру подмигивает со стены.
Дверь из галереи во второй блокгауз оказалась открытой. Старшины изгнали оттуда Алена и дворецкого, оставили только Алису, в чем и заключалась их ошибка; сами они ушли, а второй блокгауз так же заперли снаружи, как первый. Можно было проверить второй ход в реку, но у меня было предчувствие, что и это напрасная трата времени. Пораскинув умом, я сообразил, что ведь посредине висячей галереи тоже имеется люк, предназначенный для того, чтобы доставать воду при осаде.
Страшно не хотелось спускаться через эту дыру в реку. Как отнесется к этому ближайший часовой? Однако иного выхода не было. Я надел на себя ранец, на шею повесил ружье и сумку с порохом; конец веревки, снятой со своего тела, прикрепил к ножке шкафа и спустился по ней в люк. Алиса трепеща следила за моими маневрами.
Как на грех, на востоке посветлело, и под аркой, образованной двумя блокгаузами, мое бренное тело было не менее заметно, чем труп на виселице. Река обожгла холодом и понесла, но я не выпускал веревки, и мне удалось стать на дно. Воды было по горло, течение сбивало с ног. Сумку с порохом я держал над головой. Кое-как выкарабкался к башенным упорам и привязал веревку к горизонтальной балке, крепившей эти упоры. Отдышался. Порадовался, что часовым я не виден, — и тут заметил, что эта дурочка вылезла из люка и спускается следом за мной! Вовсе некстати она это затеяла, но поди поспорь, когда вот-вот раздастся: «Стой, или буду стрелять!» Принял я драгоценную ношу на руки, и мы сели на балку, свесив ноги в воду.
Луна по-прежнему с кем-то играла в прятки. Я направил все свое внимание на часового, который бродил у реки по северной стороне: это был Роберт дель Марш. Мурлыча псалом, он потихоньку прикладывался к фляжке и, как видно, не ждал неприятностей — а что мне мешало взять его на мушку и спустить курок? Клянусь вечным спасением, от этого меня удержала не боязнь расплаты, нет, — смутная надежда на то, что моя приемная мать, которую он топил, еще жива! Слух у дель Марша был тонкий, иначе я бы рискнул, держась прибрежных тростников, по реке выбраться в лес. Оставался один путь — на запад. Там дежурил кто-то другой. И, на наше счастье, дурню этому вдруг приспичило в кусты. Мы скакнули из-под башни и в мгновение ока перенеслись к частоколу, а там упали в траву и замерли.