Постоянно кипевшая недовольством Россия при правлении Николая II страдала от стихийных бедствий, массовых убийств, военных поражений и мятежей. Кульминационным пунктом всего этого стала революция 1905 года.
В то время граф Витте посоветовал царю либо даровать конституцию, которой требовал народ, или восстановить порядок с помощью военной диктатуры. Николай скрепя сердце был вынужден согласиться с первым предложением, потому что двоюродный брат царя великий князь Николай, командовавший петербургским военным округом, отказался взять на себя ответственность за выполнение второго. Великому князю Николаю не простили этого отступничества ни ярые монархисты, ни прибалтийские бароны немецкого происхождения, симпатизировавшие Германии, ни черносотенцы — «эти правые анархисты», ни другие реакционные группы, составлявшие оплот самодержавия. Они, как и многие немцы, в том числе и кайзер, считали, что общие интересы двух самодержцев, некогда входивших в союз трех императоров, делают Германию более подходящим союзником России, чем буржуазно-демократические страны Запада. Считая либералов своими главными врагами, русские реакционеры предпочли кайзера Думе, так же как спустя много лет французские правые силы предпочли Гитлера Леону Блюму. Только выросшая за последние двадцать лет угроза со стороны самой Германии побудила царскую Россию отказаться от естественного намерения объединиться с этой страной и вступить в союз с республиканской Францией. «В довершение всего эта угроза сблизила Россию и Англию, которая в течение столетия не допускала русских к Константинополю и из-за чего дядя царя, великий князь Владимир Александрович, в 1899 году сказал: «Надеюсь дожить до того дня, когда раздастся предсмертный хрип Англии. Ежечасно посылаю свои горячие мольбы об этом господу».
Приверженцы Владимира держали в своих руках двор, переживавший век Нерона, дамы из высшего общества наслаждались приключениями с немытым Распутиным. Но у России были и свои демократы, и либералы[53].У нее были свои Левины, которые лихорадочно и мучительно размышляли о душе, социализме и земле, свои дяди Вани без надежд, было то особое качество, заставившее одного английского дипломата прийти к выводу, что «в России все немного сумасшедшие» — качество, называемое «ле шарм слав» — славянское очарование — полунебрежность, полубездеятельность, нечто вроде беспомощности «конца века», повисшее, как туман, над городом на Неве, известном в мире как Санкт-Петербург, а который на самом деле был «Вишневым садом». Но никто не знал этого.