– Осень скоро.
– Ага, – проворчал Толстый. Оба подумали о подъездах, у каждого на примете были варианты.
– Я помню чудное мгновенье, – сказал Пушкин.
– Чево?
– Надо искать, говорю.
– Ну, иди, бля, ищи. И тебя повяжут.
– Может, она дохлая валяется где-нибудь, – не унимался Пушкин. – Закопаем хоть.
– Да иди ты, – сказал Беспалый. Он был самым старым и слово «дохлый» не любил больше всех.
– Тут такой грунт, неделю копать будешь, – заметил Толстый со знанием дела.
Беспалый достал полфлакона тройного. Сделали по глотку, крякнули, закурили свои бычки. Разговор не клеился. Не было Стрелки.
Со стороны вокзала доносился размазанный эхом голос дикторши, которая говорила что-то о поезде на Киев. С площади были слышны другие городские сверчки – клаксоны, ругань, скрежет тормозов. Где-то там была Стрелка, это мешало им расслабиться.
– Я пошел, – Пушкин докурил до фильтра, поперхнулся и встал.
– Повяжут, – меланхолично заметил Толстый.
– Пусть вяжут, – сказал бывший комсомолец. – Заодно у ментов про нее разузнаю.
– И я пойду, – сказал Беспалый. – Знаю одно местечко.
– Идите. Я тут подожду, – сказал Толстый, укладываясь. – Тройной оставь, замерзну.
– Щас, – проглумился Беспалый.
Две фигуры, пошатываясь, ушли к вокзалу, где у каждого в метро был свой человек. Толстый, которому каждый раз приходилось ругаться на входе, остался лежать на насыпи. Через пять минут он уже спал, пользуясь случаем, в защитном поле собственной вони.
Пушкин отправился на улочку в центре, куда однажды забрел со Стрелкой. Она сама привела его на это место, потом достала заветные, небывалые пол-литра настоящей водки и поделилась с ним. Они спрятались в тень от греха подальше и сидели там тихо, как мыши, стараясь не булькать во время редких глотков. Стрелка все поглядывала на окна напротив, особенно, когда водка начала греть. Окна были занавешены, и Пушкин не мог взять в толк, чего она в этих окнах такого нашла. Ему захорошело тогда, он дождался полной темноты и полез к Стрелке, чувствуя, что на этот раз все получится. Но она шепотом послала его на хуй и долго сидела, как сова, глядя в эти свои дурацкие окна. Он не заметил, как заснул, а проснулся уже один, ранним холодным утром.
Сегодня Стрелки на месте не оказалось. А окна были тут как тут, куда им деться. Окна – штука вечная, пока дом стоит, они светятся. На этот раз они не были зашторены, и Пушкин мог всласть налюбоваться на какого-то мужика, который кормил ужином девчонку лет двенадцати. Пушкин облизнулся на еду и пошел обратно. Он не знал, где еще можно найти Стрелку. Идти в милицию он не хотел по понятным причинам.