Все это не особенно меня заинтересовало. Я перевела взгляд на нишу рядом с камином, где помещались самодельные полки, буквально ломившиеся от книг и журналов. Подборка была очень пыльная и тоже очень смешанная. Изрядный запас классиков за шиллинг — Лонгфелло, Диккенс и прочее подобное — был дополнен парой дешевых романчиков, но также и книгами о политике, а еще двумя-тремя томиками недурной поэзии. По меньшей мере один из них («Листья травы» Уолта Уитмена) я видела на книжных полках Дианы на Фелисити-Плейс. Как-то от нечего делать я попробовала его почитать и нашла ужасно скучным.
Полки и их содержимое заняли меня ненадолго; вскоре я обратила внимание на две картины, которые свисали с перил. Первая представляла собой семейный портрет, какие они всегда бывают: принужденные позы, странные лица, интригующая загадочность. Прежде всего я стала искать Флоренс и нашла: лет, наверное, пятнадцати, свеженькая, пухлая и серьезная, она сидела между светловолосой дамой и девочкой помладше и потемнее, которая обещала в скором времени расцвести в привлекательную барменшу (сестра — предположила я). За ними стояли три мальчика: Ральф (за вычетом морских бакенбард) в высоченном воротничке, очень похожий на него парнишка постарше и еще один, старший из всех. Отца не было.
Второй портрет оказался художественной открыткой в большой раме для картины; на отогнутом уголке открытки виднелся фрагмент выцветшей надписи. Изображал он женщину с густыми бровями и растрепанными волосами: она смотрела строго и сидела прямо, словно проглотила аршин. Я предположила в ней подросшую сестру с первого портрета, но, может, это была подруга Флоренс, двоюродная сестра или кто-нибудь еще. Я склонилась, разглядывая рукописный текст на обратной стороне, но отогнутый уголок был слишком маленький, а я была не настолько заинтригована, чтобы взять картинку в руки. Тут закипела вода на плите, и я поспешила в кухню.
Я нашла жестяной тазик, чтобы помыться, и кусок зеленого кухонного мыла. Полотенца не было, воспользоваться кухонным я не решилась и поэтому приплясывала перед плитой, пока не обсохла достаточно, чтобы влезть обратно в грязные нижние юбки. Не без вздоха я вспомнила красивую ванную Дианы и шкафчик с кремами — ими я могла баловаться часами. При всем том было чудесно снова почувствовать себя чистой; когда же я причесалась, привела в порядок лицо (втерла в синяк чуточку уксуса и муки), счистила с юбок пыль, погладила их и наконец надела, мне стало тепло и без всякой разумной причины — весело. Я заглянула в гостиную (ее отделял от кухни какой-то десяток ступенек), немного постояла там и вернулась в кухню. Мне подумалось, что в этом доме очень уютно, правда — как я заметила, не совсем чисто. Коврики давно пора было выбить. Плинтусы не чистили лет сто. На полках, картинах лежал слой пыли, как и на закопченной каминной полке. Будь это мой дом, подумала я, он бы сиял как начищенная монета.