В том возрасте, когда обычные младенцы гугукают и пускают слюни, Луи углубленно изучал атомистическую теорию Демокрита и понятие мифа у Платона. Благодаря чтению и раздумьям он мог двигаться очень быстро во всех направлениях, оставаясь при этом в состоянии полного покоя. В безмятежном небытии материнской ночи он содрогался от наслаждения, обнаружив какую-нибудь сверхгениальную концепцию или силлогизм. Тогда у него поднималась температура, он впадал в некий духовный транс, из глаз его струились слезы признательности и восхищения - это был настоящий интеллектуальный экстаз, валивший его с ног, словно приступ эпилепсии. Порой он даже терял сознание, а когда приходил в себя, то готов был умереть. Как жить после прочитанной книги, открывшей во всем блеске вечные истины? Он испытал подобную глубочайшую депрессию, когда ознакомился с "Критикой чистого разума" Канта, "Этикой" Спинозы и трактатом Ницше "Так говорил Заратустра". Он был раздавлен, уничтожен мощью их гения; после таких потрясений он ощущал потребность расслабиться, сникнуть, словно опавшее тесто, и позволял себе пососать молочка или же наслаждался классической музыкой, которую мать негромко транслировала в утробу. Забившись в свое теплое гнездо и не забыв привязаться, он засыпал, бормоча какую-нибудь прекрасную максиму, - крохотный монашек, вынесенный за скобки реального мира.
* * *
Слава Луи между тем уже перешагнула границы страны. Тогда доктор Фонтан, проглотив обиду и подавив желчное расположение духа, решил проявить инициативу и предложил Мадлен принять участие в грандиозной конференции в Сорбонне, где малыш выступил бы перед ареопагом философов всего мира. Пора было человечеству в полной мере осознать, чем является для него подобное чудо. Мать с сыном ухватились за это предложение с энтузиазмом: Луи, отъевшийся настолько, что едва помещался в матке, сгорал от нетерпения показать себя во всем блеске. Фонтан при помощи сестры Марты, которой интеллектуальные игры нравились куда больше, нежели хирургические манипуляции, занялся организацией встречи и стал официальным импресарио Язвительного Гнома. Заседание состоялось в Большой аудитории в один из осенних дней. Мадлен, обнаженная от горла до пупка, возлежала на кровати. На ее округлый живот были направлены две камеры, соединенные с громадным экраном, а расположенные у брюшной полости датчики передавали голос Луи в мощные микрофоны. Зал был набит избранной публикой, за которой наблюдали принаряженные университетские служители; на улице многотысячная толпа ожидала начала трансляции, Телевидение вело прямой репортаж с места события. Члены Ученого совета, видные деятели науки и государственные мужи с ухмылкой готовились к встрече, намереваясь сделать из Луи котлету. Заставить их состязаться даже не с ребенком, а с младенцем в утробе, недозрелым плодом! Будет чудом, если бедолага сумеет выговорить хотя бы первую букву алфавита! И они начали дискуссию с нескрываемым злорадством.