Раненые сочувственно засмеялись.
– Сколько было мяса вначале? – спросил Воронько хмурясь.
– Свежего-то? Чуть поболе семидесяти четырех фунтов, – с уверенностью ответил красноармеец. – А как сварилось, в аккурат – пятьдесят. Двадцать четыре фунта как не бывало.
Воронько почесал голову, сдвинув на сторону фуражку, и обратился к «комиссии»:
– Теперь надо другую сторону послушать… Пускай повара приведут. Только смотрите, без глупостей! Если кто тронет его хоть пальцем, с тем я отдельно поговорю! Михалев, сходи с ними, последи за порядком!
Привели повара. Неповоротливый, болезненно тучный, он мелко семенил ногами и, как улитка, втягивал голову в плечи при каждом окрике.
Его поставили перед Воронько.
– Рассказывай, кок, воровал мясо или не воровал? – приказал тот.
Повар заплакал. Дрожа обвислыми щеками, он стал клясться, что за тридцать лет работы не взял казенного ни на полушку, что мясо уварилось, что у него жена – старуха, а дочка на сносях от красного командира…
– Не заставьте безвинно пострадать, голубчики! – задыхаясь, выговаривал он. – Честно работал, видит бог!
– Знаем вашу честность! – крикнул рыжий.
Но его никто не поддержал. Раненые уже успокоились, и вид жалкого, плачущего старика подействовал на всех угнетающе.
– Отвечай, кок, – сказал Воронько, дергая себя за ус, – сколько бывает уварка?
– По-разному, голубчик, – всхлипнул повар. – Какое мясо… Другой раз и треть от всего может уйти.
Кругом зашумели.
– Ша, громодяне! – повысил голос Воронько. – Надо проверить, брешет он или нет. Свежее мясо есть еще, кок?
– В подвале, к ужину осталось.
– Давайте его сюда!
Когда мясо вытащили наверх, Воронько сказал повару:
– Режь ровно три фунта. Но, смотри, тютелька в тютельку.
Все придирчиво следили, как повар взвешивал отрубленный от тушки сочный кусок филея.
– Ставь чугунок на огонь! – распорядился Воронько. – Сейчас, товарищи, сварим этот кусок и посмотрим, сколько останется, а там решим – виноват старик или нет.
Кто-то недовольно протянул:
– До-олгая история!
Человека расстрелять, известно, быстрей, – нахмурился Воронько. – Ничего, подождешь!
– Правильно! – заговорили раненые. – Это он дельно придумал!
…Мясо варилось больше часу, и все это время члены «комиссии» и раненые, не отрываясь, следили за кипящим чугунком. По кухне растекался пар. Запахло жирным мясным бульоном. И послышались голоса:
– Ох, и жрать охота! Без обеда ведь сидим!
– Кабы не затевали бузу, давно были бы сыты!
Сварившееся мясо взвесили. В нем не хватало одного фунта и трех золотников!
Арифметикой занимались все. Имевшиеся у Воронько и Алексея карандаши разломали на шесть огрызков, каждому члену «комиссии» Воронько выдал по листу бумаги из тетради.