Перечитывая разговор Левинсона с Мечиком, Сталин отчетливо представлял, из какого болота сумел выбраться партизан Булыга на твердую почву коммунистического фундамента, если разложившийся Мечик оперировал фактами и впечатлениями самого Булыги. "Я ко всем подходил с открытой душой, но всегда натыкался на грубость, насмешки, издевательства, хотя был в боях вместе со всеми и был тяжело ранен".
Писатель Фадеев суммировал эти противоречия:
"Окружающие люди, нисколько не походили на созданных его (Мечика) пылким воображением. Эти были грязнее, вшивее, жестче и непосредственней... Они издевались над Мечиком, над его городским пиджаком, над правильной речью, даже над тем, что он съедает меньше фунта хлеба за обедом".
Эти строчки совпадали с текстом письма Александра Александровича старой знакомой, сельской учительнице Колесниковой: "Моя беда состояла в том, что я, с раннего детства очень начитанный мальчик, долгое-долгое время оставался все же слишком наивным в житейском смысле. Поэтому я слишком часто раскрывал душу там, где мое положение сына сельской фельдшерицы было глубоко неравным, а в силу наивной доверчивости моей, и ложным". Если учесть, что Фадеев в юности, судя по биографическим данным, не имел касательства к высшим слоям владивостокского общества, то речь шла о пролетарских низах, где он был на первых порах белой вороной.
Товарищ Сталин, в отличие от Ленина, не считал себя статистиком, но любил покопаться в любопытном материале. По его просьбе секретарь Товстуха подобрал такой материал. Речь шла о прототипах романа. Какие-то фигуры Александр Александрович срисовал с натуры, придав им необходимые черты. Другие - наделил собственными.
Обнаружилось важное признание Фадеева: "Не было уже вокруг меня (в отряде) ни одного человека моего возраста, моего воспитания".
По признанию Александра Александровича, имелся Мечик - московский спекулянт, задержанный им на одном из московских рынков во время комсомольской облавы. Вот его-то звучную фамилию писатель и решил использовать в романе.
Сталин всегда любил и предпочитал нешаблонные приемы не только в политике, но и в своих трудах и выступлениях. Поэтому он мог оценить по достоинству находки у других. Трактовка образа Мечика ему понравилась. Писатель не пошел по проторенной дорожке, как иные конъюнктурщики, приписав "плохому" Мечику известный набор отрицательных качеств, давно приевшийся грамотному читателю.
Александр Александрович, преследуя определенную цель, не побоялся наделить Мечика положительными, в известном смысле, чертами. Херувим получился, а не человек.