— Поговорим? — предложил мормоныш.
— О чем? — спросил я, придвинувшись на шаг.
— О том, что лежит в вашем кармане, и о других аналогичных предметах. Ценою в десять тысяч долларов.
— С перечислением в банк “Хоттингер и Ги”?
— Или в любой другой, если вам будет угодно. Так что же вы можете мне предложить?
— Сперва хотелось бы кое-что выяснить. Эти — с вами? — Я кивнул на распростертые тела.
— Предположим, да. Это что-нибудь меняет?
— Собственно, ничего. Но я так любопытен… Вечные вопросы — зачем, почему, отчего… Так вот: зачем? Зачем, если мы договорились и банк “Хоттингер и Ги” меня вполне устраивает?
Я сделал еще один шаг. Бешенство уже не туманило мне голову; ярость стала кристально чистой, острой и холодной, как арктические льды. Я представил, как сломаю ему хребет, и чуть не застонал от наслаждения. — Мы договариваемся не только с вами, — пояснил мормоныш без всяких признаков смущения. — Этот, — он ткнул стволом в Танцора, — негодяй, однако полезный союзник. Мы его нашли и заключили договор: что-то ему, что-то нам. Обычный бизнес, не так ли?
— Значит, что-то ему, что-то вам… А что мне?
Еще один шаг, но на этом мое везение кончилось: мормоныш понял, что ему заговаривают зубы, и отступил к углу веранды.
"Прр-рофессионал! — как выражается Петруша. — Крр-ровь и крр-рест!
Прр-ропади он прр-ропадом! Как же мне достать этого сукина сына?” — Ближе не подходите, Дмитрий Григорьевич, — предупредил Джек-Джон-Джим. — В данный момент я предпочитаю общаться с вами на расстоянии. Я совсем не хочу прострелить вам ногу.
Внезапно я понял, что он боится. Боится до судорог! Не знаю, что там ему удалось разглядеть и что услышать — может быть, все, так как заборчик у меня символический, а кусты за ним негустые. Но финальную часть переговоров с Танцором он, кажется, видел. И догадался, что три черных пояса его не спасут. Только пистолет! Плюс дистанция метров десять.
Наблюдая за своим состоянием, я отметил, что начальный яростный взрыв уступает место холодной сосредоточенности. Нечто, ускорившее мою реакцию, утроившее силы, продолжало кипеть и бурлить, оставаясь, однако, под контролем разума, и разум подсказывал мне: не успею! Не достану, не дотянусь! Вот если б нашелся камень, килограммовый булыжник, и прямо в руке… Камнем я бы его пришиб! Определенно пришиб! Не знаю, что давало мне в том уверенность; видимо, алый амулет пробуждал не одну лишь звериную ярость, а что-то еще, что-то такое, что свойственно бойцам. Тореадорам, идеальным солдатам, суперкиллерам. Стиснув зубы от безысходности, я сделал крохотный шажок вперед. — Вы меня не поняли? — раздался тихий голос мормоныша. — Было сказано: не приближаться! — Ствол пистолета плавно пошел вниз, уставившись в мое колено. — Так хочется пожать вам руку и все простить, — со злобой процедил я. — Может, помиримся и поцелуемся? Как братья во Христе?