Прошел караван. Дорога кружит по ущелью, мелькает чистыми, заново построенными мостиками, переброшенными здесь и там, ширится, все ширится, и, наконец, выплывают нам навстречу зеленые гладкие купольные головы холмов. Это холмы по долине, они говорят о том, что кончились горы, что мы выезжаем в курдайскую равнину. Вот и холмы миновали, глянула знакомая белая мазанка почтовой станции.
Путь был недолог. Ждать здесь не стали. Перепрягли коней - и дальше. Теперь уж и до Верного осталось немного и хочется скорее-скорее туда. И мы глотаем станции одну за другой, не ждем, не отдыхаем: назавтра хотим быть у цели.
Помнится, в эти последние дни да и на станциях перед Курдаем приходилось все время вести жаркую перебранку с начальниками станций. Это был преудивительный и прегнуснейший народ. Почти сплошь такой. За исключением немногих. Помнится, в пути обогнали мы почтовые тройки. Приехали на пункт, ждать не стали - попросили лошадей. Запрягают. И когда уже все было готово, когда мы перегружались, чтобы ехать дальше, подкатили почтовики и властно заявили:
- Ехать нельзя: мы едем.
- Позвольте, мы же первые приехали, - заявляю им.
- Ничего не значит. Почта прежде всего.
- Но у меня, посмотрите: "вне всякой очереди".
И показываю им мандат, где говорится, что по делам большой срочности и важности ехать надо в н е в с я к о й о ч е р е д и. И слова эти даже подчеркнуты.
- Ничего не значит, это чепуха, - брякнул почтовик.
- Какая чепуха? - взъерошился я.
- Да так... Ну, нечего с вами болтать, - объявил он небрежно, выкладывайте вещи, мы едем.
Тогда я к делу подскочил с другого конца.
- Грузу у вас сколько?
- Около тридцати пудов...
- А кто сопровождает?
- Я...
- А это кто такие? - наступаю я на почтаря и указываю на трех подозрительных субъектов, с ним приехавших и напоминавших по внешнему виду мелких торговцев.
- А они какое право имеют ехать? - кричу я раздраженно почтарю.
- Такое право, что со мной, - ответил он. - Да и что за разговоры выгружайтесь!
А я уж слышал раньше, что почтовики в те дни спекулировали бессовестно: из Ташкента в Верный везли дешевый кишмиш, а из Верного, обратно - белую муку. Заглянул я им в повозки, ощупал, - вижу, совсем не почта - мешки кишмишу.
- Это что же такое? Ах вы, сукины сыны!.. Сейчас же документы! Я вам в Верном покажу кузькину мать!
Но почтарь был парень тертый. Хотя он и понял, что на тридцать пудов три тройки занять ему нельзя, все же попытался воздействовать на меня испугом:
- Нет, вы мне свои покажите... У нас закон... Я вас законом...