Прежний Шалимов умер. Со стороны это было незаметно, журналист казался всё таким же деловым и остроумным. Лишь всё тот же Фомин в разговоре с глазу на глаз высказал то, что не заметили другие.
— Да, прогорел ты, брат, до тла прогорел. Один пепел остался.
— Верно, тёзка, — согласился Михаил. — Не тот я уже. Одна зола. Живу по привычке. Потому что умирать не хочется.
Тот взрыв, унёсший жизнь жены и дочери, словно выжег душу журналиста. Вся его прежняя деятельность казалась теперь ему суетной и никчёмной. Из газеты он ушёл, благо подвернулась вакансия телеведущего на одном из Московских телеканалов. Теперь уже другие копытили землю в поисках сенсационных материалов, а он просто и доходчиво комментировал чужую работу, внося немалую долю скепсиса и знания подноготной всей нашей действительности в азартные реляции коллег. Эта его манера ведения программы очень нравилась зрителям, и за какой то год его передача «Криминал-видео» стала самой популярной среди передач подобного рода. Зарабатывал он теперь больше чем прежде, начальство им было довольно, но не давала покоя глухая тоска, поселившаяся в стенах его дома. И это было не только от чувства потери самых дорогих людей. Всё, что двигало им раньше: азарт, жажда успеха, обострённое чувство справедливости — всё это потеряло свой смысл и заменилось болезненным чувством собственной вины.
Он ещё лежал в больнице, когда в Лондоне, под одним из мостов, обнаружили повешенный труп Сазонова. Убили его свои же подельники, банкир отыграл свою роль и стал не нужен никому. На все остальное Скотланд-Ярд закрыл глаза.
На родине все было по-другому. Милиция на удивление быстро вычислила непосредственного как посредника, так и исполнителя заказа банкира. Но труп бывшего специалиста-подрывника к этому времени уже выловили из Москвы- реки с пулей в башке, а посредник успел смыться за бугор.
Немало женщин из многочисленного телевизионного контингента проявляли знаки внимания к импозантному ведущему, но Шалимов отвечал на это ледяным равнодушием ко всем этим откровенным намёкам, вызвав немалое раздражение со стороны заинтересованных лиц. От глухой тоски могла спасти работа, но Михаил не чувствовал былого азарта, и держался только за счёт опыта и природного обаяния. Со временем всё это переросло во всё усиливающуюся депрессию, начала одолевать бессонница.
Так что когда два дня назад позвонила сестра, и, сказав, что младший брат лежит в больнице, попросила срочно приехать, Шалимов выпросил у начальства полагающийся отпуск, и с немалым облегчением вырвался из цепких объятий душной столицы.