Мать Ковальского — ткачиха одной из лодзинских текстильных фабрик — появлялась у своего единственного сына раз в год, во время отпуска, и утешала свою невестку: «Ты только не слушай, что глупые бабы болтают. Мой хлопец — он такой же, как и муж-покойничек. Упрямый и скрытный. Разве старый мне когда-нибудь говорил, куда уходит? Иногда только принесет какой-то сверток и без слов сует мне — я уж сама догадываюсь, что это надо спрятать... Мой покойный муж знал, что делает, и Франек тоже знает! Раз не говорит — значит, нельзя. И ты его даже не спрашивай».
Проходили годы. Ковальского перевели в управление контрразведки в Варшаву. На погонах его мундира, надеваемого в торжественные дни, появлялось все больше звездочек, но образ жизни не изменился. Уже были разбиты лесные контрреволюционные банды, разгромлена реакционная «украинская повстанческая армия», предотвращены сотни диверсий и обезврежены сотни шпионов, а напряжение в этой борьбе не ослабевало. Много вдов и сирот оплакивало мужей и отцов, которые пали в битве, зашитая завоевания народной Польши на службе безопасности, а конца этому Сражению все еще не было видно.
Рейнгард Гелен — «человек без лица», действующий из своей квартиры в далекой Баварии,— угрожал жизни Ковальского и его жены: угрожал так же, как и жизни других людей, изо дня в день ведущих борьбу против геленовской разведки. Долго пришлось бы тут говорить о трудностях этой борьбы и требованиях, которые она ставит перед работниками контрразведки. Однако суть этих трудностей не в самоотречении и беспрерывном ущемлении личной жизни. Один офицер контрразведки сказал журналисту:
— Рабочий, который возвращается домой после целого дня напряженного труда, имеет право считать свое задание законченным: он передал станок и дальнейшее выполнение плана сменщику, который принял от него всё. А я?.. Кто мне поручится за то, что уже ликвидирована вся шпионская сетка, за уничтожение которой я несу ответственность? Кто меня заверит в том, что нет лазеек в преграде, которую я воздвиг, чтобы оградить наше общество от проникновения геленовского агента, что ему не удастся выбраться из расставленной ловушки?.. Обычно человек, кончая работу, освобождается от своих забот. А мы забираем их с собой всюду, даже на дом...
Семья Ковальских не была исключением из этих правил. Проходили годы, и Стася начала отдавать себе отчет в том, что ночные телефонные звонки, раздающиеся упорно в тишине сонного дома, неожиданные выезды и долгие отлучки неразрывно связаны с работой мужа. Порой она замечала, что вдруг во время разговора с ней мысли его на мгновение улетают куда-то, открытое лицо делается суровым и озабоченным, в глазах появляется какая-то тайная дума. С течением времени Стася поняла, что мысли мужа вовсе не стремятся к какой-то иной женщине: они просто не могут оторваться от какого-то важного вопроса. Операции, задания, дела — как бы это ни называлось — все это было закрыто для нее, глубоко запрятано в голове мужа. Доступа к этому она не имела.