Однако дезорганизованная Россия уже не так нужна в рядах союзников, как прежде, тем более что она захочет претендовать на свою долю добычи. Её место успешно заняла Америка с её неограниченными ресурсами… Как мудро поступил британский истеблишмент, когда долгими интригами и их венцом – международным скандалом из-за торпедирования бошами огромного пассажирского парохода «Лузитания» – втянул Северо-Американские Соединённые Штаты в мировую войну[157]. Пусть заокеанская демократия разворачивает силы хоть два года – Германия и Австрия будут теперь побеждены малой британской кровью и победителям достанется всё. Даже если Россия устоит на ногах, она не будет иметь сил, чтобы спорить с теми, кто нарастил свои мускулы, а не ослаб до синевы… Но если «североамериканские племянники» не успеют развернуться, а Германия выбьет из игры Францию, то последствия этого могут оказаться непредсказуемы… Так, может быть, пока поддержать Николая Романова, чтобы положение в России хоть немного стабилизировалось и она продолжала воевать с бошами?..
Туманность политических горизонтов после мартовской революции в Петрограде весьма удручала «валлийского лиса». Такое настроение усугублял некстати навалившийся на Лондон знаменитый туман, когда на расстоянии вытянутой руки ничего не видно ни днём, ни ночью. Вот и сегодня, несмотря на транспортные затруднения, связанные с туманом, надо было ехать в Бекингемский дворец посоветоваться с королём Георгом. Монарх внимательно следил за русскими делами, и его мнением нельзя было пренебрегать даже такому умнице и блестящему организатору, каким себя считал Ллойд-Джордж, и его сторонники в парламенте и правительстве.
Премьер вызвал закрытый «роллс-ройс», закутался в плащ от сырости, надел на свою роскошную седеющую шевелюру артистическую шляпу и отправился в недальний путь – по краю Сент-Джеймского парка и Мэллу. Перед радиатором авто, с мощным фонарём в одной руке, монотонно подавая сигналы колоколом в другой, двигался в тумане полицейский. Ллойд-Джордж благополучно прибыл к подъезду Бекингемского дворца. Король принял его в своём маленьком уютном кабинете, где с противной сыростью, проникавшей с улицы, успешно боролся камин, полный раскалённого багрового кокса. Среди массы рамочек с фотографиями, частично закрывавшими письменный стол Георга Пятого, премьер заметил и портрет его двоюродного брата Николая, о судьбе которого он хотел говорить с королём. Сначала он принял это фото за портрет самого Георга, но, бросив более внимательный взгляд, обнаружил на персоне неизвестный ему мундир.