— Сражаться, сражаться! — повторял он вполголоса. Конечно, выход эскадры на бой с хорошо подготовленным и оснащенным врагом — дело нелегкое. Но разве на палубах, в кочегарках и кубриках «Новика», «Пересвета», «Баяна», «Севастополя», «Петропавловска» мало людей, которые легко и охотно творят самые трудные дела?.. Разве не знал он русских матросов?.. Разве в течение сорока лет своих мирных и боевых плаваний не сроднился с ними, не полюбил навек, не научился гордиться ими в чужих и русских землях и водах?..
От всех этих мыслей в Макарове крепла решимость завтра же стать на мостик «Петропавловска», чтобы идти на нем впереди эскадры.
К госпиталю подошли корабельные подмастера и рабочие с Тигрового Хвоста. Остановились у фонаря, осмотрелись по сторонам.
— Кажись, Алексей Поликарпович?.. Он и есть! — услышал радостный оклик Лифанов.
Высокий, широкоплечий рабочий с размаху протянул ему правую руку, и когда он подал свою, дружески прихлопнул ее левой.
— На «Тигровке» как? Спокойно? Насчет «Стерегущего» слыхал?
— Затем и пришли сюда, чтобы узнать полностью. Видишь, сколько нас!.. У каждого на «Стерегущем» свои дружки были. Да и миноносец свой: собирали, а потом ремонтировали.
— Здесь тоже не у всех толку добьешься. Разве у самого адмирала?.. Айда к нему, поспрошаем!..
— У кого? У адмирала? Больно ты прыткий!
— Небось, — торопливо проговорил Лифанов. — Адмирал адмиралу рознь. Этот наших кровей!
Макаров, стоявший на возвышении под электрическим фонарем, был хорошо виден рабочим. В строгой морской форме, сосредоточенный и сурово-серьезный, он стоял, слегка подавшись вперед, словно всматриваясь в будущее России, которая доверила ему защиту своих рубежей.
— И в самом деле, братцы, чего нам робеть? — пылко воскликнул один из монтеров. — Нешто Анастасов, Тонкий и Бабкин такие люди, что про них стыдно спросить у адмирала? Да я у самого царя спрошу, где они.
— Правильно! — поддержал его товарищ.
— Разошелся! У царя спрошу! — раздался голос в толпе. — Поди, поди, сунься к нему! Царь, он в Зимнем дворце, а ты в России в конце. До Зимнего в восемьсот двадцать пятом году князей да дворян не допустили. Прямо с Дворцовой площади в Сибирь сволокли… А тебя, рабочего человека, ныне чай пить к царю позовут?.. Не мастеровой, а младенчик!
— Пошли, пошли, братцы, — заторопил Лифанов. — Риску мало. Один умный человек давно сказал про мастеровых, что терять им нечего, кроме цепей да нужды.
— Верно! — поддержали монтеры-монтажники. — Нажимай, Алексей. Делай тропку.
Толпа расступалась неохотно. Все хотели быть ближе к Макарову, и задние напирали на передних.