— Знаете, я прочла кое-какие статьи о Галициа. Люди, кажется, высокого о нем мнения, по крайней мере, журналист, написавший статью. Складывается впечатление, что министр — такой светский и интеллигентный человек, что диву даешься.
— О да! Он башковитый, это уж точно, да и обаяния ему не занимать, что делает его еще более опасным.
— Судя по вашим рассказам, тот человек, у которого отсутствует вера и какие-либо ценности и нет никаких угрызений совести за содеянное зло, является…
— Психопатом? — помог мне Ёжик. — Это слово подходит? Называйте его как хотите, но суть в том, что любой, кто встанет на пути у Галициа, будет так или иначе устранен.
— А как вы думаете, кто сейчас стоит у него на пути?
— Ума не приложу. Всегда кто-нибудь стоит. Советую убедиться, что не вы, дорогуша.
О! Я горю! Нацистские полчища окружили меня. Мои люди голодают, моя история в руинах. Когда же придет помощь? Я вынесу все. Я выживу во что бы то ни стало. Скоро наступит и мое время.
Итак, все было готово к началу представления.
До нормы остужено шампанское, маленькие формочки наполнены икрой, устрицы выложены на переливающиеся перламутровым блеском половинки раковин и охлаждены кусочками льда, слышится хруст накрахмаленных скатертей, сверкают серебро и хрусталь, повсюду — искусно составленные букеты цветов. Марио Камильери отдает распоряжения по уоки-токи. Эстер — его застенчивая помощница по соблюдению протокола на приемах международного уровня — лихорадочно выстраивает фужеры для шампанского в прямые ряды и ровняет с одержимой точностью салфетки.
Я наблюдаю за сценой с долей изумления и легкой иронии. Анна Стенхоуп оделась торжественно и официально — синее шифоновое платье, а на шее нитка жемчуга. Кажется, она как всегда держит эмоции под контролем, и только два розовых пятна на щеках и очень яркие глаза выдают ее возбуждение. Я снова в нарядных брюках-клёш — единственном одеянии, привезенном из дома, вполне соответствующем данному случаю. Я брожу по задворкам храма, искренне надеясь, что достопочтимый Джованни Галициа меня не узнает.
Эмоции учащихся на пределе, и только одна или две девочки выказывают полную индифферентность. София пребывает в своей обычной безмятежности, а рядом с ней ее подружки грозятся сбежать или упасть замертво от страха. Они облачились в костюмы для первого акта спектакля, а на их пухленькие свежевымытые лица нанесли пудру, румяна и подвели глаза. Некоторые из них все время подсматривают из-за угла храма, что творится вокруг, и оживленно пересказывают подробности своим слишком переживающим подругам.