— Потому что я думаю об этом. А не произношу вслух. Не выражаю это каким-либо другим способом.
— Гм! Это ты так думаешь.
Натаниэль напустил на себя наиболее сердитый, свойственный лорду вид.
— Вилла, ты не знаешь, о чем я думаю.
— Натаниэль, все в полном порядке. Я ведь не собираюсь рассказывать всем и каждому о том, какой ты мягкий и сладкий зефирчик. Для всех остальных ты по-прежнему будешь выглядеть аристократичным и задумчивым. Я не буду разрушать твою репутацию.
— Я. Никакой. Не зефирчик.
— Конечно, нет, дорогой. Ничего подобного. — Ее голос был успокаивающим, но глаза сверкали от озорства. — Ты Безумный, Скверный Нейт, самый ужасный — кстати, дорогой, чем ты сейчас занимаешься?
О, да, дорогая леди, разве я забыл упомянуть? Я шпион. Но все же, скорее нет.
— Я делаю это.
Она выглядела озадаченной. Хорошо.
— Что именно: путешествуешь или пытаешься избавиться от меня?
— И то, и другое.
— Ох, Натаниэль, ты не можешь пока избавиться от меня.
— Нет, могу. Как только я закончу свои дела, и мы поженимся по всем правилам, я отвезу тебя обратно в Дерритон.
Вилла вздохнула. Он был таким непреклонным. Она предположила, что она должна поступать так же…
Стыдись, упрекнула она себя. Неужели она позволит ему уйти без борьбы? Она ощущала необыкновенную склонность к этому человеку.
Она останется с ним.
— Нет.
— Нет — что? — нахмурился Натаниэль.
— Нет, этот план не кажется мне привлекательным. Я хочу настоящего мужа и детей, и настоящий дом.
— Для этого нет возможности, Вилла.
— Ты — мой муж. Твоя обязанность — дать мне это.
— Я не хочу иметь жену.
— Ну, ты должен был подумать об этом до того, как женился на мне.
Натаниэль открыл рот и заморгал.
Она была…
Она заставляла его…
— Ррррр! — Вскочив на ноги, Натаниэль помчался подальше от огня. Запустив руки в волосы, он сражался за свое терпение.
Она просто женщина. Сельская мисс не от мира сего, с большим количеством мозгов, чем ей необходимо и меньшим количеством здравого смысла. Почему она была настолько раздражающей?
Вилла нежно улыбнулась, глядя на своего Натаниэля. Он был таким милым, когда пытался рвать на себе волосы. Ушла прочь его аристократическая отстраненность, ушел прочь его зловещий самоконтроль. Остался только настоящий Натаниэль.
Она наблюдала за тем, как он сгибал и разгибал руки, вытягивал их и сжимал кулаки. Глупый мужчина. Как будто она когда-нибудь может быть в опасности из-за него. Он был таким благородным, таким покорным своим джентльменским импульсам. Он сражался с этим, он пытался отрицать это, пытался спрятать за неприступным фасадом, но его благородство проявлялось после каждого поступка.