Виктора Горшкова знала вся бригада. Весельчак и балагур, лихой гармонист и танцор, он в то же время был непревзойденным разведчиком. Война застала Виктора на границе. В ожесточенных боях их полк сильно поредел; полковому врачу дважды пришлось извлекать пули из тела Виктора Горшкова. Солдат оказался живучим и ни за что не хотел отправляться в тыл. Лишь с тяжелой контузией его доставили в госпиталь. Однако через три дня Горшков сбежал оттуда. Но его полк уже отступил. Солдат оказался в тылу у немцев. Лесами и болотами разведчик пробирался на восток, пока не набрел на нашу партизанскую бригаду. Он воевал вместе с нами больше года. К нему привыкли, и трудно было поверить, что Виктора больше нет.
— Как это случилось? — нарушив молчание, спросил Иванова Горячев.
Сергей не ответил. Все смотрели на убитого разведчика. Говорить не хотелось.
— Подошли мы к Ново-Николаевке, — с усилием произнес Иванов. — Влезли в большой сарай, смотрим сквозь крышу. Народ есть, а немчуры нет. Ну и осмелели. Пошли по деревне. Виктор заметил какое-то объявление на доме. Стал к нему подходить. А из дома выстрелили. Он и упал. Подходим — Виктор уже мертвый.
— Кто убил?
— Святоша какой-то. Он старостой был.
— Вы его нашли?
— Конечно. Стрелял-то он из подвала своего дома. Данильчук его заметил и одним махом перескочил плетень. И прямо в подвал. А он, сука, по Данильчуку выстрелил, да промахнул. Стукнули его прикладом и выволокли на улицу. Народ, конечно, собрался. Ну и говорят нам:
— Стрелять его, гада, надо. Он предатель. Многих наших немцам выдал да и нас грабил.
Проверили. Справку у старосты нашли, комендант Красных Струг выдал. Доверил ему, святоше, забирать все у населения для фашистов, садить в каталажку подозрительных.
— Почему, говоришь, он святоша?
— Фамилии не сказал и все назывался рабом божьим.
— Ну, а дальше что?
— Проверили весь дом. В подвале и в кладовых, почитай, сотню мешков с зерном и мукой нашли, а сапог, валенок и полушубков — не сосчитать.
— Куда их девали?
— Раздали в деревне. Население сначала боялось брать. Потом взяли.
— Чего им бояться, свое брали.
— То-то и оно. Говорят, вот возьмешь, а немец приедет, отберет обратно, да и постреляет за это. Иванов их успокоил. Берите, говорит, это все ваше. А немец приедет — скажите, что староста, мол, к партизанам сбежал и все увез с собой. Так и договорились.
Данильчук помолчал немного, затем вытащил из-за пазухи большой лист бумаги с надорванными краями и подал Ефимову.
Григорий Иванович посмотрел лист и подал мне.
Я начал читать вслух:
— «Именем фюрера возлагаю на местные гражданские власти ответственность за порядок и организованность во вверенных им населенных пунктах и прилегающей к ним местности. Для решительной борьбы с лесными бандами и партизанами, а также подозрительными лицами приказываю: