— Да заткни ты ему глотку, всю душу перевернул! — ругались мужики.
— Пусть воет. Это он нас с вами оплакивает, худую судьбу нагадывает. Да и дольше помнить будем. Вместях умирать придется.
— Посадил бы ты его на цепь, — предложил Гурин. — Вернешься — сохраним. И если не судьба жить, то хоть нам когда в беде поможет.
— Шарика на цепь? Да ты, Василь Иваныч, окстись. Нет, он волен выбирать себе судьбу сам. Мы не вольны, а он волен. Кто будет его другом? У него спроси. Может, ты, может, еще кто-то.
Разгульная неделя кончилась. В Веселый Яр пришел пароход. Это был все тот же «Казак Хабаров». Чуть свет затарахтели телеги по тракту. Поехали парни и мужики на войну. Стон, как протяжный вздох тайги, как вой Черного Дьявола, прокатился над деревней. Замер. Замер, чтобы через минуты разразиться плачем, ревом, криком.
Буря над тайгой, буря в душах людских.
За телегой Федора Козина трусил Черный Дьявол. У собаки в глазах стояла такая тоска, такая боль, что Козин невольно отвернулся от этого загадочного существа.
— Так-то, Шарик! Напал на нас вражина — надо спасать свою землю.
Гурин, что плелся рядом с телегой Козина, тихо проговорил:
— Враг ли? Ведь убивать-то придется таких же мужиков, как и мы. Че говорить — война покажет. Там ты сам во всем разберешься, коль пуля не уложит. Да тебя, поди, и не должна уложить, силен, для такого надо пулю особую.
— Особую, — проворчал Розов. — Медведь вона как велик и силен, а хватает одной пули, ежели влепить в башку. Однако, дай бог всем выдюжить.
— Ты-то выживешь, — горестно усмехнулся Козин. — Не будем ссориться — время покажет.
В Веселой гавани погрузили будущих солдат на пароход. «Казак Хабаров», поднял якорь, вспенил винтами зеленую воду и медленно начал отходить от берега.
Дьявол пытался при погрузке проскочить на шаланду, но его оттолкнул ногой фельдфебель. Теперь он бросился бежать за пароходом по берегу. Вот «Казак Хабаров» вышел из гирла бухты и начал удаляться в море. Черный Дьявол выскочил на скалу и темной точкой застыл на ней. Пароход дал прощальный гулок и в ответ ему прокатилось густое и тягостное завывание: «Вов, вов, в-о-о-о-у-у-у-у-у-у-у-у-а-а-а-а-а-а-а-а-а!» Повисело над морем и упало на волны, прибрежные заросли, растворилось с туманами. Трижды Черный Дьявол провыл и, когда пароход растаял за горизонтом, лег на пригретый солнцем камень, положил голову на лапы, долго, долго лежал неподвижно, зло смотрел на море, которое украло его друга, на сизое небо, на хмурые тучи. Один, снова один.
К Черному Дьяволу бежали Ломакин, Розов, Гурин, у каждого в руках были ремень или веревка.