Когда он на пожаре сломал позвоночник, тоже были чужие люди и чужая больница — только не было этого страшного ощущения. И там никто не спрашивал, кто он…
И не зря эта женщина всегда шепчет его имя! Она пришла за ним! Да, может, она сама смерть и есть? Надо было уйти с Ведеей… Она бы его защитила. А эти только всё талдычат, как заведённые, чтобы я что-то вспомнил. А я и так всё помню! Зачем с меня спрашивать то, чего я не знаю, чего со мной не было…
— Переведите меня в другую комнату.
Над Лешим наклонилась врач:
— Рано пока, потерпи! Да это самая хорошая комната! Здесь есть всё необходимое.
— Здесь нет солнца… А значит, нет и жизни. Смерть вселилась сюда, я же чувствую её. Неужели вам никому не понятно?
Месяц в больнице Лешему показался долгой пыткой. Ему и внушали, и показывали старые фотографии. Только ту жизнь, о которой ему рассказывали, он вспомнить не мог. С памятью оставалось всё по-прежнему. Наконец врачи сочли, что дома и стены помогают, — выписали. Отвезла домой в Бураново всё та же женщина, назвавшаяся женой. Посёлок свой, двор и дом помнил, только выглядело всё не так, как раньше, — как будто он десяток лет отсутствовал. И Валентина была белым пятном в его памяти. Но больше всего его изумил огород, он был чистый и казался огромным. Начинающая желтеть картофельная ботва тянулась до самой реки. Леший потоптался у баньки на краю огорода и со злостью спросил:
— А где кедровник? Кто вырубил?
— О чём это ты? Какой кедровник? Всю жизнь картошка здесь была!
Валентина в страхе посмотрела на Лешего:
— Говорил, правда, давно…
— Что говорил? — не скрывая зло в глазах, глянул на Валентину. — Рассказывай!
— Хотел посадить лес свёкор, ты рассказывал, но не успел…
— Да был кедровник! И беседка была! Земли вам мало! Распахали всё! Красоту такую угробили…
— Митя! Ми-т-я!
Он, уже не обращая внимания на то, что ему говорила, всхлипывая, Валентина, пошёл прямо по картошке к реке. На высоком берегу встал почти у самого края, вглядываясь в знакомую с самого детства излучину, на белоснежный песок на другой стороне, на желтеющие за песком тальники.
— Как это я ничего не помню?! Да помню я всё! — проговорил Леший вслух.
— Митя, ты всё забыл…
Валентина тоже смотрела на реку, в её глазах стояли боль и жалость.
— Вы-то почему здесь живёте? Зачем вам я и дом мой? Пустых ведь много в деревне, в любой заходи — никто не выгонит.
— А ты что же, выгонишь меня?
Впервые Валентина поняла, что он действительно ничего не помнит. До этого ей казалось, что если сказала, что она его жена, то он должен поверить ей и всё само собой, пусть не сразу, но встанет на свои места, и они будут жить как прежде.