Слушал её Дмитрий и думал… Уж слишком всё гладко получалось в его жизни. Не так, как в жизни Лешего, которую он помнит. С самого раннего детства много было всего в той жизни: и горя было много, и испытаний, но и счастье настоящее было. А здесь, по рассказам Валентины, не дорога у него, Дмитрия, была, а прямо шёлковый путь, по которому шёл он и даже ботинок не замарал. Странно всё как-то. Так ведь не бывает в жизни! Есть беды и печали, есть радости и потери. А тут у него, оказывается, ничего такого не было. Пустота, вакуум… Может, оттого и стёрла память то, что не приносило ничего душе его?
А может, не хотела Валентина расстраивать его, понимая, что ещё слаб. Специально, видно, опускала те факты, которые будоражили бы.
И каждый раз после разговора с Валентиной он стал ощущать беспокойство, тяжесть внутри себя, которая давила его и делила. И если действительно всё так, как рассказывает Валентина, откуда в его памяти взялись Ведея и Невзор? Взялось всё то, о чём помнит Леший? Ведь не просто так вошли в его память события, которых, как все утверждают, не было. Ведь откуда-то явилась новая жизнь Дмитрия Ковалёва! И для чего? Пусть была эта бездна, которую зовут комой, но там он себя чувствовал человеком, там он по-настоящему жил и радовался жизни. Его заботила судьба страны, судьбы людей, любовь была настоящая, от которой дрожь по коже… «Может, это память специально бросила вызов мне? Может, потому что неправильно жил? Не о том думал? Вот потому-то и стёрла всё, чтобы я снова начал. Научился сам и научил детей своих, что всё не ради живота своего нужно делать, а ещё ради чего-то, что важнее, чем просто вкусно кушать и спать в тепле».
Долго кричал людей Дмитрий. Голос уносился, рассыпался эхом по вечернему лесу и опять же возвращался к нему. Орал до хрипоты и боли в горле. Только тишина кругом на многие километры, в ответ одно лишь эхо летит. Заблудился… Ведь вроде и люди рядом были, машину слышал на старом лесовозном волоке, но теперь, конечно, уж уехали — не местные. Сам виноват: всё нетронутую бруснику искал, не любил по оборышам собирать. Вот и набрал… Тяжёлое ведро с ягодой оттягивало руки, но бросить жалко — столько трудов… Леший присел на гнилую, покрытую мхом валежину, поставил злополучное ведро у ног. Хотелось пить, но и воды рядом нет… Да и откуда в бору ей летом взяться?
Сначала, пока кричал да бегал, кидаясь из стороны в сторону, пытаясь отыскать тропинку или старый волок, было чувство страха, оно и заставляло его кричать да бегать. А когда сел вот на эту валежину, страх исчез, стало как-то всё равно. Наверное, от усталости. А может, потому что знал — не пропадёт! За бором-то всё одно пойма пойдёт, а там река. Лишь бы не закрутиться, а то будешь по одному месту ходить. Даже задремал, очнулся, когда солнце уже садилось. К ночи надо готовиться, место искать для ночлега.