Секира и меч (Зайцев) - страница 4

Когда киевлянин был уже достаточно далеко и не мог слышать Корнила, тот сказал:

– Ублюдок!…

И плюнул на след Святополка. Воины на худых изможденных конях были уже близко.

– Что, Корнил?..

– Говорю: поторапливайтесь!…

Теперь десятник намеренно держался от князя чуть поодаль. Он понял: у Мстислава и Святополка свои разговоры, в которые они не хотят посвящать никого. Значит, нечего раздражать князя. Разумнее будет держаться своего места!…

«Что-то замышляют. За должников взялись, – раздумывал Корнил. – Но не следовало бы им начинать с Аскольда. Как бы не ошиблись! Помельче бы им кого выбрать!… У Аскольда – девять сыновей. Правда, все, кроме младшего, живут своим домом. Но стоит только их кликнуть… И готова дружина! Ох, не просто будет с ними сладить! Все сыновья у Аскольда – великаны и смельчаки. Особенно младший. Кажется, Глеб… Отчаянная голова! Воин от рождения. И прозвище у него – Воин…»

Десятник покосился на своих дружинников.

«Тоже неслабые люди. В обиду себя не дадут. Испытанные».

Он улыбнулся своим мыслям. Со стороны его улыбка выглядела кривой злой ухмылкой. Корнил уже десять лет ухмылялся так. И никак иначе. Иначе он просто не умел; изуродованная щека не позволяла. Так зло и криво десятник улыбался всем: и князьям, и иным господам, и женщинам, которые ему нравились… Многих кто по слабее духом, бросало в дрожь от его улыбки. Кормил это знал. Иногда это ему нравилось, иногда злило его – в зависимости от настроения.

Сейчас никто не видел его злобной ухмылки.

Десятник тяжело глядел и спину князю и Святополку. Крепкие белые зубы поблескивали через дырку в щеке.

«Молод еще Мстислав. Рано Владимир дал ему удел, рано отделил. Не тому человеку молодой князь доверился, не с тем тайные разговоры говорит. Старый Владимир всегда больше полагался на тех, кто умело владеет мечом, чем на тех, кто велеречив не в меру и за пиршественным столом чувствует себя вольготно – подобно рыбе в воде. Старый Владимир никого к себе не приближал».

Корнил вздохнул. Взгляд его зацепился за рыжеватые волосы Мстислава, выглядывающие из-под отороченной мехом шапки.

«Неужели только за цвет волос порой зовут его Златым? Неужели не разберется, не блеснет золотым разумом, не прогонит от себя хитрую змею? По наущению змеиному будет жить?.. По следу змеиному ходить?.. С языка змеиного говорить?.. Наберется от высокомерного высокомерия?.. А десятник так и останется десятником?..»

Между тем Святополк с оглядкой – нет ли кого поблизости, не подслушивает ли кто – говорил:

– Все решает казна. Пуста она – на тебя никто и не взглянет. И к слову твоему не прислушается никто. Даже отец. Он будет слушать твоих братьев, у которых тяжело в кошельке. В твою сторону и не взглянет… А полна будет твоя казна, соберешь дружину. И не в тридцать человек, а в триста. Какое там! В три тысячи!… Тогда тебе, Мстислав, никто не указ. Ни братья твои, ни даже отец в Чернигове!… Это истина.