Клото. Жребий брошен (Ланска) - страница 103

Женя попыталась представить, что бы она испытала, столкнувшись с чужим человеком, похожим, например, на Диму. И моментально поняла: именно в этой ситуации она и оказалась. Дима, каким она его помнила или рисовала в мечтах, и Дима, который к ней вернулся, — два разных человека. Поэтому ей так трудно сблизиться с… незнакомцем. Ни знакомая внешность, ни любимое имя тут помочь не могут — наоборот. Только мешают.

«Ну хорошо, а если бы я, например, встретила двойника Алекса?»

…Алекс. Она вслушалась в ощущения, вызванные его именем. Никакой ненависти, злости, отчуждения — просто легкая, почти истаявшая обида. «Наверное, — решила Женя, — перед ситуацией, в которой я оказалась, все кажется незначительным. Все, что когда-то было важным, превратилось в мелочь и рассыпалось в пыль…»

Уже засыпая, она позволила своим мыслям брести куда вздумается. Теперь, когда она наконец призналась себе: здесь и сейчас, бок о бок со смертельной опасностью, единственный, кого бы она хотела видеть, — не Дима, нет. Алекс. Проклятый Алекс. Дорогой Алекс…

* * *

Женя проснулась и не сразу поняла, где находится. В затуманенном сознании родилась робкая надежда, но тут же пришло беспощадное понимание — нет, не сон.

Она села на кровати и прислушалась — лодка стояла. Женя прошла в небольшую ванную при каюте и, стоя под душем, решила: в общем и целом пока ничего страшного. Вот только очень неудобно жить без сменной одежды. Эх, если бы из гардероба у нее осталось что-нибудь универсальное — джинсы или шорты, а то короткое открытое платье…

Не успели Женины волосы высохнуть, как в дверь каюты постучали. Сердце тут же ушло в пятки: похоже, хозяин лодки ждал за дверью, когда его гостья проснется и примет душ. Женя перевела дух, приклеила на лицо приветливую улыбку и открыла дверь.

Сутулый, осунувшийся Оливье стоял на пороге и угрюмо смотрел на нее серыми, как хмурое утро, глазами. Это казалось невозможным, но выглядел он еще бледнее, чем вчера.

— Доброе утро, — отнюдь не радостным тоном произнес он. — Я принес вам завтрак.

Она посторонилась, и Дескампс вкатил в каюту сервировочный столик, на котором стоял кофейник, молочник, две чашки, круассаны и сливочное масло. Сел на кровать и стал разливать кофе по чашкам.

— Вам с молоком? — тусклым голосом спросил он.

— Да, — кивнула Женя, даже не подумав.

Оливье Дескампс выглядел ужасно: его лицо было не просто бледным, а изжелта-зеленым, под глазами залегли черные тени. Совершенно очевидно, что он не спал всю ночь.

— Вы себя плохо чувствуете? — осторожно спросила Женя.

Оливье устремил на нее пустой взгляд.