– | Зачем нам визирь? Зачем нам его ставка? – вопрошал Рибас, окатывая скакуна водой из кожаного ведра. – Собрать бы несколько полков. А дорога на Константинополь открыта.
– Константинополь? А зачем он нам? – пожимал плечами подполковник Бенигсен. Рибас в изумлении выронил ведро.
– Да вы что, подполковник? Объясните, наконец, зачем эта война?
– Война? – Бенигсен отобрал у волонтера щетку и принялся чистить сапожки. – Война, как всегда, ведется только для мира. И для мира, на выгодных для России условиях.
С этим волонтер никак согласиться не мог, но задумался.
Тем временем полки Каменского маневрировали у визирской ставки под Шумлой. То сбивали турецкие посты. То захватывали провиант. То начинали траншейные работы, а потом вдруг бросали их и пятились от крепости. «Зачем?» – спрашивал волонтер. – Не лучше ли собрать войска в одну когорту и двинуть ее на Константинопольские мечети. Дорога за нашими передовыми постами свободна». Но шестого июля Каменский получил приказ Румянцева и курьерами распространил его в полках: не предпринимать никаких существенных военных действий. С турками идут переговоры о мире. Беннгсен оказался прав: командование интересовала не окончательная победа, а выгоды.
Стало известно, что визирь Муссин Заде подписал договор о мире и, минуя русские посты, отправился в Константинополь к султану. Рибас, отбывший с донесением к Каменскому, не был свидетелем проезда, но когда вернулся в передовые отряды, с дальних постов Адрианопольской дороги прискакал казак, спешился и сообщил:
– Визирь помер.
Столь неожиданное и важное известие не оставляло времени уточнять: была ли смерть Муссин Заде естественной или противники мира помогли ему встретиться с аллахом – Бенигсен и Рибас поскакали курьерами к ставке Румянцева в Кучук-Кайнарджи. На ночевку стали у левого крыла флага Суворова, где волонтер безуспешно пытался разыскать Кирьякова. У костра офицеры гренадеры вели разговор о вечном мире.
– Если замирились, то уж навечно, – сказал один. – И турки устали воевать. Четыре лета в крови.
– Что с того, – возражал другой. – Суворов говорит: мир вечный, как таракан запечный. Топни сапогом – он и затрещит. У турок польские части против нас стоят. Им замиряться не с руки.
– Да всей Европе не с руки. Там спят и видят, чтобы мы тут вместе с османами костьми легли. У вечного мира век короток.
На вопрос Рибаса о Кирьякове, гренадеры переглянулись.
– Не тот ли это капитан, что в засаду попал?
Слово за слово, и Рибасу стало ясно: Петруччо Кирьяков, незабвенный грубоватый душевный приятель ливорнских, чесменских и лейпцигских дел погиб уже после заключения мира от ружейного огня из засады, когда его рота искала в окрестностях Эни-базара неотравленные колодцы. Удрученный этой печальной новостью, волонтер отказался от поминальной чарки и лежал без сна до утра. Но что поделаешь? Эта нелепая война увенчалась не менее нелепой смертью человека, который не успел стать другом, но надежность которого заменить было некому.