Возле кованной стальными клепками двери Гош предостерегающе поднял палец: тихо! Пожалуй, предосторожность была излишней — море так расшумелось, что из рубки все равно ничего бы не услышали.
— Тут вход в капитанский мостик и рулевая рубка! — крикнул Фокс. — Без приглашений капитана входить нельзя!
Гош выдернул из кармана револьвер, взвел курок. Фандорин сделал то же самое.
— Вы помалкивайте! — на всякий случай предупредил сыщик чересчур инициативного дипломата. — Я сам! Ох, зря я вас послушал! — И решительно толкнул дверь.
Вот тебе раз — дверь не подалась.
— Заперся, — констатировал Фандорин. — Подайте голос, Фокс.
Штурман громко постучал и крикнул:
— Captain, it's me, Jeremy Fox! Please open! We have an emergency![26]
Из-за двери глухо донесся голос Ренье:
— What happened, Jeremy?[27]
Дверь осталась закрытой.
Штурман растерянно оглянулся на Фандорина. Тот показал на комиссара, потом приставил палец к своему виску и изобразил, что спускает курок. Гош не понял, что означает эта пантомима, но Фокс кивнул и заорал во всю глотку:
— The French cop shot himself.[28]
Дверь немедленно распахнулась, и Гош с удовольствием предъявил капитану свою мокрую, но вполне живую физиономию. А заодно черную дырку в дуле «лефоше».
Ренье вскрикнул и отшатнулся, словно от удара. Вот это улика так улика: человек с чистой совестью так от полиции не шарахается, и Гош уже безо всяких колебаний схватил моряка за ворот брезентовой куртки.
— Рад, что известие о моей смерти произвело на вас такое впечатление, господин раджа, — промурлыкал комиссар и гаркнул свое знаменитое на весь Париж. — Руки выше ушей! Вы арестованы!
От этих слов, бывало, падали в обморок самые отпетые парижские головорезы.
У штурвала полуобернувшись застыл рулевой. Он тоже вскинул руки, и колесо слегка поехало вправо.
— Держи штурвал, идиот! — прикрикнул на него Гош. — Эй, ты! — ткнул он пальцем в одного из вахтенных. — Срочно первого помощника сюда, пусть принимает корабль. А пока распоряжайтесь вы, Фокс. И живей, чтоб вам! Командуйте машинному отделению — «стоп-машина» или, не знаю, «полный назад», но только не стойте, как истукан!
— Нужно смотреть, — сказал штурман, склоняясь над картой. — Может быть, еще не поздно просто взять лево.
С Ренье все было ясно. Голубчик даже не пытался изображать негодование, просто стоял, опустив голову. Пальцы поднятых рук мелко подрагивали.
— Ну, пойдем поговорим, — задушевно сказал ему Гош. — Ай, как славно мы поговорим.