Оказывается, капитан Ренье уже не капитан.
Оказывается, Ренье никакой не Ренье.
Оказывается, он сын того самого раджи.
Оказывается, это он всех убивал.
Оказывается, ночью пароход чуть не погиб.
— Мы спали мирным сном в своих каютах, — с расширенными от ужаса глазами шептала Кларисса Стамп, — а этот человек тем временем вел корабль прямо на скалы. Представляете, что было бы дальше? Душераздирающий скрежет, толчок, треск разодранной обшивки! От удара падаешь с кровати на пол и в первый миг ничего не можешь понять. Потом крики, топот ног. Пол все больше и больше кренится на сторону. И самое страшное: пароход все время двигался, а теперь остановился! Все выбегают на палубу раздетые…
— Not me![29] — решительно вставила мадам Труффо.
— …Матросы пытаются спустить на воду лодки, — все тем же мистически приглушенным голосом продолжала впечатлительная Кларисса, не обратив внимания на реплику докторши. — Но толпы пассажиров мечутся по палубе и мешают. От каждой новой волны корабль все больше заваливается на бок. Нам уже трудно удерживаться на ногах, приходится за что-нибудь держаться. Ночь черна, море ревет, в небе гроза… Одну шлюпку, наконец, спустили на воду, но обезумевшие от страха люди так набились в нее, что она перевернулась. Маленькие дети…
— П-пожалуй, довольно, — мягко, но решительно прервал живописательницу Фандорин.
— Вам бы, мадам, морские романы писать, — неодобрительно заметил доктор.
Рената же так и застыла, схватившись рукой за сердце. Она и без того была бледной, невыспавшейся, а от всех этих известий совсем позеленела.
— Ой, — сказала она и повторила. — Ой.
Потом строго попеняла Клариссе:
— Зачем вы рассказываете мне всякие гадости? Разве вы не знаете, что в моем положении нельзя такое слушать?
Барбоса за столом не было. Непохоже на него — завтрак пропускать.
— А где мсье Гош? — спросила Рената.
— Все есе допрасивает арестованного, — сообщил японец. В последние дни он перестал держаться букой и больше не смотрел на Ренату зверенышем.
— Неужели мсье Ренье признался во всех этих невообразимых вещах? — ахнула она. — Он на себя наговаривает! Должно быть, просто помутился в рассудке. Знаете, я давно уже замечала, что он немного не в себе. Это он сам сказал, что он сын раджи? Хорошо, что не сын Наполеона Бонапарта. Бедняга просто свихнулся, это же ясно!
— Не без того, сударыня, не без того, — раздался сзади усталый голос комиссара Гоша.
Рената не слышала, как он вошел. Оно и немудрено — шторм кончился, но море еще было неспокойно, пароход покачивался на сердитых волнах, и все время что-то поскрипывало, позвякивало, потрескивало. Пробитый пулей Биг-Бен маятником не качал, зато покачивался сам — рано или поздно этот дубовый урод обязательно грохнется, мимоходом подумала Рената и сосредоточилась на Барбосе.