Я бросился к шкатулке и благоговейно замер, не веря своим глазам. Какая удача! Все эти сказочные сокровища, осиянные священным ореолом истории императорского дома, благополучно возвращены короне! Уже одно это оправдывало всю фандоринскую авантюру и полностью восстанавливало моё честное имя. Большим счастьем было бы только спасение Михаила Георгиевича и мадемуазель Деклик.
Но Фандорина чудесная находка, оказывается, обрадовала совсем по иной причине.
— Линд был здесь совсем н-недавно и, очевидно, намеревается вернуться. Это раз. У него, действительно, больше никого не осталось, он совсем один. Это два. И, наконец, мы имеем отличный шанс его взять. Это т-три.
Я немного подумал и догадался сам:
— Если бы он не собирался возвращаться, то не бросил бы шкатулку, да? А если бы у него имелись помощники, он оставил бы их сторожить сокровища. Что мы будем делать?
— Сначала — чинить входную д-дверь.
Мы бросились в прихожую. От удара фандоринской ноги одна из петель была выворочена, что называется, с мясом, но это бы ещё полбеды. Хуже было то, что перед домом собралась целая толпа зевак, с жадным интересом пялившихся на окна и зияющий дверной проем.
— Проклятье! — простонал Эраст Петрович. — Мы с вами подняли такой грохот, что сбежалась вся улица, а минут через десять соберётся весь к-квартал! Скоро явится настоящая п-полиция и всё нам испортит. Нет, Линда мы здесь не дождёмся. Нужно, по крайней мере п-проверить, не осталось ли каких-нибудь зацепок или улик.
Он вернулся в комнаты и стал подбирать с пола брошеную одежду, причём особенное внимание у него вызвал узкий, покрытый пылью штиблет — второго поблизости не оказалось.
Я же тем временем вышел в тесный коридорчик и от нечего делать заглянул в маленькую, неряшливую кухонькy с изразцовой печью в углу.
Ничего примечательного, за исключением изрядного количества тараканов, я в кухне не обнаружил и уже хотел идти дальше, как вдруг в глаза мне бросилась вделанная в пол дверца. Надо полагать, погреб, подумал я, и меня будто подтолкнула некая мистическая сила. Желая просто убить время, пока Фандорин производит свой обыск, я наклонился и откинул крышку.
Из тёмной дыры дохнуло особенным грибным запахом, сыростью, землёй — в общем именно тем, чем и должно пахнуть из погреба, где хранят свёклу, морковь, картофель.
Я хотел захлопнуть дверцу, но тут раздался звук, от которого я в первый миг похолодел, а потом затрясся.
То был слабый, но явственный стон!
— Господин Фандорин! — заорал я во всё горло. — Сюда!!!
А сам схватил с кухонного стола керосиновую лампу, трясущимися руками зажёг спичку и полез вниз, в темноту и холод.