Вере стало легко на душе. Вечно веселый, не теряющий присутствия духа, Володя, казалось, нес с собой какой-то живительный эликсир.
— Конечно.
— Вера, вы — все богатства мира!.. Но я пойду. Барса не выпускайте на палубу. Если он захочет «за большим», позовите матроса.
— Вы нахал, Володя! — рассмеялась Вера и теперь лишь увидела, что в висках у него появилось несколько седых волос, но выглядел он бодрым, загорел, китель хорошо сидел на нем.
А через полчаса, когда «Аврора» под крики и плач провожающих отвалила от стенки и вышла за мол, Вера услыхала гул моторов самолетов и вой сирен.
Началась бомбардировка города.
И теперь Вера уже думала и беспокоилась не только о муже, но и о Петре Акимовиче, Мезенцеве и всех друзьях, оставшихся в осажденной Одессе. Впервые у нее появилась мысль, что и ее место — среди них. Вот приедет в Новороссийск, устроит детей и няню, а сама посвятит свои силы общему делу. Да, она чувствует в себе много сил.
Вера поправила упавшую на висок белокурую прядь и позвала детей.
Через несколько часов, когда на судне водворился порядок, начала работать кухня, а на палубе стали прогуливаться раненые и девушки, Володя пришел в каюту к Вере вместе с капитаном Григоренко.
— Так вы и есть жена Полковского? — спросил Григоренко, сняв с привинченного к полу стула Витины коробки и кладя их на стол. — Я вас довезу как на курорт.
— Спасибо, я хорошо устроена.
— Так и надо. Полковский это не фунт изюму. Это настоящий моряк.
Видно было, что он с уважением относится к имени Полковского.
Григоренко знал многих моряков на Черном море, Балтике, Севере, Дальнем Востоке. Моряков он любил и всех их считал благородными. На прочих людей смотрел с легким пренебрежением: сухопутные, мол. Это был крепкий старик, лет под семьдесят плешивый, с седыми волосами на висках, со здоровым, красным цветом лица.
— Вам будут приносить обед сюда, — сказал капитан, — и чувствуйте себя как дома. Все будет в порядке.
Потом строго обратился к Володе:
— Чтоб никаких жалоб. Устройте все как надо.
Просидев немного и с деланным интересом выслушав Витю, Григоренко еще раз наказал Володе «проявить заботу», пригласил Веру заходить на мостик и ушел.
— Старик замечательный, — заметил Володя немного погодя, — но страшный консерватор… Верочка, вы не закрывайте каюту, — вдруг попросил он, и в тоне его Вера уловила деланную небрежность.
— А в чем дело? — спросила она, пристально взглянув на Володю, который пробовал упругость матраца койки.
— Да нет, ничего. Вдруг мне захочется прийти поздно.
— Не финтите, — поймала его Вера за руку. — Будет дело?