Буфетчица укоризненно покачала головой, подумав, что так капитан и изведет себя, но вслух не решилась ничего сказать. Убрала посуду и ушла.
Полковский велел позвать старшего штурмана и, когда тот явился, спросил, как чувствует себя раненый.
— Чепуха! — ответил Афанасьев. — Слегка поцарапало руку и посильнее голову. Перевязали — и уже стоит на вахте.
— От вахты освободите, замените другим.
— Есть заменить, — ответил штурман.
— Исправляете повреждения? — спросил Полковский.
Такого вопроса старший штурман не ждал и растерялся. Он думал, что повреждения должны исправить на заводе.
— Нет, — наконец, сказал он. — Сейчас начнем.
Вскоре на палубе застучали молотки, топоры. Афанасьев торопил боцмана и матросов, чтобы к концу своей вахты он мог сказать капитану, что вот уже то-то и то-то сделано.
А на мостике снова воцарилась мучительная тишина. Только изредка звякнет машинный телеграф, застрекочет рулевая машина, раздадутся шаги штурмана — и снова тихо. Штурман вглядывался в море и думал о промелькнувшем в начале его вахты поединке, таком удивительном, молниеносном. Ему хотелось говорить о нем, но капитан неподвижно стоял на своем обычном месте. Его поза и молчание замораживали. О поединке думал и рулевой — молодой скуластый парень — и вновь представлял себе, как у него расширялись от страха глаза, когда мощное орудие лодки прямо на него направило свое жерло и он увидел вылетевший оттуда огонь, услышал визг снаряда, который, как ему казалось, летел прямо в него, а он даже не посмел нагнуться: капитан с таким ужасным лицом стоял рядом. И рулевой подумал, что если бы он в тот момент нагнулся или оставил руль, то капитан, наверно, задушил бы его собственными руками. По телу рулевого прошла дрожь. Он с уважением и со страхом посмотрел на спину Полковского, снова сделавшуюся слегка сутулой.
Потом рулевой вспомнил, как «Аджария» пошла прямо на лодку, как лодка стала погружаться, как «Аджария» налетела на нее. Тогда он на мгновение закрыл глаза, а когда открыл их — корма лодки, искалеченная, разорванная, быстро погружалась в воду. Рулевому тоже хотелось поговорить об этом, хотя бы два слова сказать штурману, но, взглянув на спину капитана, он передумал и промолчал.
Вечером, после ужина, штурман Борис зашел в каюту к Афанасьеву. Было темно. Только в борту слабо мерцали два синих пятна — иллюминаторы.
— Ты спишь?
— Нет, — ответил Афанасьев.
Борис нащупал фанерки, закрывающие иллюминатор, вставил их, затянул шторы, ощупью нашел на стене выключатель и повернул его. Вспыхнул свет. Афанасьев лежал на диване, подложив руки под голову. От яркого света оба зажмурились.