Ну, а Москва… — есть Москва. Я тут бегаю, пытаюсь ускоренно впитывать высокую культуру, которой так недоставало там, у себя в провинции. А ведь сколько тут пробудешь — тоже неизвестно. Гарантии нет, что не вылетишь сегодня-завтра по какой-нибудь причине. У нас с курса уже одного успели отчислить — был задержан милицией в Москве — пьяный. И — все…
Такие вот дела… Так что я и спешу…
Да, — слышал ли об Еремее Парнове — он занимается Тибетом, Гималаями, путешествовал много. Страну Шамбалу искал. Если слышал — что думаешь об этом?
Был на днях на выставке картин Николая и Святослава Рерихов. Очень сильно. Так у Николая Рериха тоже есть картины, навеянные Шамбалой…
Хотя что об этом говорить в письмах. Надо, конечно, разговаривать.
Напиши, Сергей как у тебя? Как работа? Чем занимаешься? Как с творчеством? Что нового? Когда приедешь?
Пиши, давай не ленись.
До свидания!
Твой друг Юра Божив“.
Это письмо мне очень помогло отключиться от окружающей меня обстановки, ведь я находился в областном кинопрокате, сидел в суматошном коридоре на мягкой, обтянутой дерматином лавке, а рядом со мной, будто коряга на берегу, мужчина, в грязных сапогах и в пиджаке, с галстуком красного цвета на фоне темно-синей рубашки; он постоянно пытался исподтишка заглянуть в текст письма. Этого мужчину я видел впервые, видимо, приехал из какого-то села…
Я ожидал своей очереди на прием к методисту кинопроката, надо было утвердить репертуарный план моего кинотеатра на следующий месяц. После прочтения письма, как ни приятно мне было поразмыслить на близкие, дорогие мне темы, упомянутые другом, все же пришлось вернуться к реальности! Через несколько минут мне предстояла стычка с методистом.
С некоторых пор он меня невзлюбил!
Дело в том, что с Палычем за последнее время у меня произошел ряд конфликтов, а здесь, в областном кинопрокате, его, как говорится, каждая собака знает. Они его даже почетными грамотами не раз награждали.
Как только начались конфликты, меня, как это принято в бюрократических кругах, принялись учить уму-разуму, послушанию: фильмокопии получать кинотеатр стал отвратительные, низкой категории, да и сами фильмы ставились в план завалящиеся, не кассовые; уповалось на то, чтобы я подошел к Палычу, с которым не разговаривал, и, унизившись, попросил бы его посодействовать, замолвить словечко в кинопрокате, заменить завалявшийся фильм на хороший, кассовый… Премию кинотеатр не получил впервые за много лет. Прежние директора были более покладистые, и даже, как я случайно узнал, ставили Палычу коньяки за услужливость, но мне это было противно, и я не носил цветы и шоколадки в кинопрокат! Сотрудники кинотеатра смотрели на меня уже косо — ведь их ударили по карману! Зрители после сеансов — отплевывались…