Бен умел водить эту быструю тачку. Они летели по дороге; напряженный ветер, огибая ветровое стекло, залетал внутрь, трепал волосы, раздувал, пузырил майку, ощупывал каждую деталь лица, но, так и не сумев зацепиться ни за что, отрывался, оставался позади, освобождая место для следующего встречного воздушного порыва.
Джина заколола волосы, надела широкие темные очки, порылась в бардачке, достала еще одни, протянула Элизабет. Та прикрыла ими глаза, представила себя со стороны: молодую, стройную, модную, в шикарном кабриолете, с шикарными, богатыми, красивыми друзьями, – и вдруг почувствовала себя счастливой. По-настоящему счастливой, как давно не чувствовала, может быть, даже никогда, – наконец она оторвалась от ничтожной, жалкой жизни, наконец оставила ее позади.
Иногда Джина впереди чуть склонялась к Бену и говорила ему что-то вполголоса. Элизабет слышала звуки, ветер легко доносил их до нее, но только бессвязными обрывками, и составить из них связный текст она не могла. Видно было, что Джина недовольна мужем, она, похоже, повторяла одно и то же, даже дернула Бена за рукав, тот обернулся – лицо его неожиданно оказалось серьезным, ничего смешливого, бесшабашного, наивно-глупого в нем не осталось, наоборот, сжатые губы, упрямо наморщенный лоб, сосредоточенный жесткий взгляд.
«Нет», – долетело до Элизабет злое, короткое слово. А потом еще одно: «Хватит».
Понятно было, что между молодыми супругами происходит обычная бытовая ссора, потому что Джина снова дернула его за рукав и, еще ближе наклоняясь к его уху, начала быстро и горячо говорить. Элизабет даже подалась вперед, ей очень хотелось услышать, о чем они там спорят так эмоционально. Но ветер сносил Джинин голос в сторону, оставляя Элизабет лишь отдельные несвязные слова. Сначала донеслось слово «запретил», Элизабет не была уверена, правильно ли она расслышала, но вскоре слово прозвучало снова, а потом еще раз.
«Он запретил», – повторяла горячо Джина, видимо, в их споре это был самый главный аргумент. Но Бен, похоже, не слушал ее, он вжал голову в плечи, в его коротко стриженном затылке засело твердокаменное упрямство.
Убедившись, что ей не понять причину их препирательств, Элизабет откинулась назад и стала наслаждаться дорогой. Они летели вдоль хайвэя: мимо мелькали деревья, целые рощи; переехали маленькую речку, в стороне блеснуло озеро – они раньше ездили к нему с мамой загорать, и купаться. Один раз даже втроем поехали, с Влэдом. Какое все же было хорошее время, когда они были вместе, когда мама была жива и все было хорошо и спокойно. Настолько спокойно, что они могли ездить на озеро.