– Два дня у ней жар был и поясницу ломило, а вчера до свету еще поднялась, вышла на крылечко. Тут к ней Никитка подошел, она его заговорила от дурного глаза. А нянька Матрена ей еще говорит: «Вот, матушка, поднялась ты все же. Авось и пройдет». А она говорит: «Нет, Матренушка, не пройдет. Чую я, святой Дух зовет уж меня к себе, требует. Слышь, все шумит, шумит». Матрена послухала, а чего она может услыхать? Если он и шумит, так не для нас же. Сказала так матушка, а сама поднялась и еще говорит: «Каши хочу пшенной с молоком». И пошла к себе в покои. Матрена каши наварила, приносит…
Гринька протиснулся к говорившей старухе:
– Какой, бабушка, каши?
– Пшенной, милок, пшенной, – заискивающе заулыбалась старуха. – Я-то сама не знаю, народ говорит, будто пшенной.
– А улыбаешься ты чего? – спросил Гринька. – Весело, что ли?
Старуха быстро согнала улыбку и поспешно изобразила на лице своем скорбное выражение.
– Вот так, – сказал Гринька. – Так красивей.
В это самое время Манька стояла чуть поодаль, уткнувшись носом в забор, и смотрела в дырку от выпавшего сучка. В дырке видна была часть двора, где под аккуратно сложенной поленницей лежала сонная клуша с выводком желтых цыплят. Мимо прошлепали чьи-то босые ноги, клуша забеспокоилась, подняла голову, но ноги прошли, и она снова впала в дремоту. Подошел кто-то сзади и дохнул прямо в ухо:
– Слышь, Манька, дай поглядеть.
Манька, не оборачиваясь, узнала Анчутку Лукову.
– Уйди, – сказала Манька, пихая Анчутку плечом.
– Слышь, Манька, ну пусти, хоть одним глазком, – тон у Анчутки смиренный, просительный.
Но Манька не удержалась, съязвила:
– Да куды ж тебе им глядеть? Глазок-то у тебя косой.
– А у тебя не косой? – теперь Анчутка пихнула Маньку плечом.
– А у меня не косой, – Манька пихнула ее обратно.
– А у тебя ноги кривые, – снова толкнула Анчутка.
– У меня кривые? – возмутилась Манька. – На вот, погляди, где у меня кривые?
Анчутка стала приседать и подпрыгивать.
– А вот и кривые, кривые, кривые…
С диким воплем Манька вцепилась сопернице в волосы. Та ответила тем же. Обе повалились на землю, стали барахтаться. Манька ухватила Анчутку за ухо, а Анчутка Маньке укусила плечо.
Толпа разделилась. Часть по-прежнему ожидала выноса тела, другая наблюдала за поединком. Раздавались возгласы и советы.
– Дави ее, Манька, дави.
– Анчутка, не поддавайся.
– Манька, ухо оторвешь – не выбрасывай, засолим.
– Анчутка, кусай ее за нос.
Подлетела мать Маньки.
– Да вы что, оглашенные? Манька, слышь, ты чего это удумала? В такой-то день! А ты, зараза косая! – Она схватила Анчутку за руку и потянула к себе.