— Нам пришло время расстаться, — прошептал Элдин.
Женщина подалась вперед, и тут Элдин заметил, что ее волосы вымыты и уложены, в воздухе чувствуется слабый запах лаванды. Она встретилась с ним взглядом, и в первый раз Элдин признался себе, что его тянет к ней. До сих пор она была для него просто Мари, всегда готовой ответить колкостью всякому, кто к ней приблизится, и даже гафы-берсеркеры научились относиться к ней с уважением. Но теперь Элдин видел, что под внешней грубой оболочкой скрывается легко ранимая душа. Было очевидно, что она сильно переживает за него.
Некоторое время они стояли, храня молчание, и их руки лишь слегка соприкасались. Самураи отступили на несколько шагов, а гафы понимающе закашлялись.
— Береги себя, несчастный идиот, — прошептала Мари.
— И это всё? — спросил Элдин с иронией. — Ты умеешь находить нужные слова.
— Ты просто дурак! Она приникла к его груди, и Элдин почувствовал на своей шее легчайший поцелуй, а затем щекочущее прикосновение ее губ к своим.
— Мы вызволим тебя. Я сама расквитаюсь с тем толстым ублюдком, если он посмеет хотя бы пальцем тронуть тебя.
— Какое романтическое прощание!
Элдин рассмеялся, но его смех был немного искусственным.
Мари улыбнулась ему в ответ. Ее глаза блестели от слез, и, сдерживая рыдания, она поспешно отвернулась. С проклятием она оттолкнула одного из неуклюжих гафов. Зергх приблизился к ней, и, дав волю эмоциям, она уронила голову ему на грудь.
— Пора, — прошептал Элдин и, свернув в узкий переулок, направился к двери, расположенной в его дальнем конце. Никогда он не чувствовал себя таким одиноким, как в этот момент.
Пустынная улица была окутана покровом ночного тумана, приглушавшим отдаленные равномерные звуки барабанов Аль-Шиги на площади перед Седой, призывавших правоверных на церемонию открытия фестиваля. Туман оказался их союзником. Выскользнув из таверны, Оиси без особых затруднений избавился от человека в желтом балахоне, следившего за дверью черного хода. Благодаря туману отряд сумел незамеченным проследовать по ночным улицам и снять часового у дома Габлоны.
Предрассветные сумерки будили в Элдине чувство первозданности окружающего мира. Туман присутствовал всюду, и казалось, что вокруг существует только серая пустота, еще не изведавшая солнечного света. На этом фоне удары барабанов становились словно бы осязаемыми, попадая в такт биению его сердца.
Темные силуэты зданий нависали с обеих сторон, и Элдину казалось, что из каждой бойницы за ним следят, решая, стоит ли тратить время на то, чтобы убить одинокого прохожего.