Рэндалл опустился на стул.
— Выходит, эта гарпия, жадная до его богатства, запустила в него когти. Но мы с ней справимся. Главное, что Эштон жив.
— Я не думаю, что она охотится за его состоянием. Она была шокирована, узнав о том, что ее жених — герцог.
— Возможно, она просто хорошая актриса, — с присущим ему цинизмом заметил Рэндалл. — Может быть, она видела его в Лондоне однажды и узнала его, когда он оказался в здешних краях, беспомощный и ничего не помнящий о себе.
— Возможно, но маловероятно. — Уилл отрезал себе два ломтя хлеба. — Эштон тоже был потрясен, когда я рассказал ему, кто он, и радости от того, что он узнал, я у него не заметил.
— Он, пожалуй, самый совестливый герцог в Англии. Самый сознательный, — заметил Керкленд. — Но удовольствие ему доставляет отнюдь не титул, а пароходы, садоводство и прочие мелкие радости.
— Может, ему нравится не быть герцогом. — Уилл намазал на хлеб толстый слой чатни,[1] сверху положил ломти ветчины и сыра и прикрыл таким же густо намазанным ломтем хлеба. Получился сандвич. — Наверное, незнание того, кто ты и что ты, очень действует на нервы, хотя в этом есть и своя прелесть — свобода. Мисс Кларк спасла Эштону жизнь, и она по-настоящему красива, и она хозяйка Хартли-Мэнора. Как ни странно сложились обстоятельства, но она далеко не нищенка.
— Меня не удивляет, что Эштон ей благодарен, — сказал Керкленд. — Но чтобы жениться из благодарности — это уж слишком.
— Эштон явно не в том состоянии, чтобы выбирать себе жену. Не после такой серьезной травмы головы, — добавил Рэндалл.
— Может, они полюбили друг друга с первого взгляда. Такое случается. — Уилл помнил, что испытал, когда впервые встретил Элен. Он вгрызся зубами в сандвич. — Она мне кажется приятной женщиной, и, если честно, я рад, что Адам в нее влюбился. Временами я спрашивал себя, нравятся ли ему женщины вообще. Он мастер держать их на расстоянии.
— Он всех держит на расстоянии, — заметил Керкленд. — Даже нас. Он всегда был самым преданным другом. Но как часто он раскрывал перед нами душу или просил о помощи? Мы росли с ним вместе, но во многих смыслах он так и остался для нас загадкой.
— Иногда я задаюсь вопросом, не в том ли причина, что часть его личности слишком чужда нам, англичанам, чтобы мы могли его понять? — добавил Рэндалл.
— И мне приходили в голову те же мысли, — признался Уилл. — Но я склонен думать, что его сдержанность — это способ защититься от общества, которое не всегда радушно его принимало. Какой бы она ни была, Мария Кларк смогла пробить эту стену. Или, возможно, незнание того, кто он, позволило ему раскрыться перед ней так, как никогда не позволил бы раскрыться перед кем бы то ни было герцог Эштон. Интересная мысль.