— Я могу запереть его снаружи, — проговорил Флинн быстро. — Но нам действительно надо поговорить.
— Он выкопает все мои цветы.
— Он обычно ничего не раскапывает, — пожалуйста, Боже, только не копай. — У меня есть — я не могу сказать слово на букву П, иначе он будет сильно волноваться. Но у меня оно есть в кармане. Я просто положу его снаружи.
— Я не… — нос Мо устремился прямо к ее промежности. — Господи. — Защищаясь, она отпрыгнула назад. Большего приглашения Мо и не требовалось.
Оп прошел через дверь, резво протащив за собой Флинна по старинному турецкому ковру, едва промахнувшись своим сокрушительным хвостом мимо вазы Арт Деко[7] со стоящими в ней поздними лилиями.
В ужасе, Мэлори кинулась к двери патио и одним рывком открыла ее настежь.
— Вон, вон, пошел вон!
Это слово Мо знал. Но ему совсем не хотелось уходить, когда он только пришел, к тому же здесь было столько увлекательных запахов. Он просто плюхнулся своим широким туловищем на пол, всем своим видом давая понять, что его отсюда не сдвинешь.
Со всем возможным достоинством, Флинн схватился двумя руками за ошейник Мо и поволок его через комнату за дверь.
— О, да, это было очаровательно. — Запыхавшись, Флинн обмотал поводок петлей вокруг ствола дерева. А когда Мо завыл, он опустился рядом с ним на колени. — Прекрати это. У тебя что, нет гордости? У тебя совсем нет чувства мужской солидарности? Как я смогу наложить руки на эту женщину, если она нас ненавидит?
Он слегка боднул лбом в морду Мо.
— Давай, ложись и будь тихим. Сделай это для меня, и весь мир будет твоим. Начиная с этого.
Он достал печенье. Завывание мгновенно прекратилось, и хвост глухо забарабанил по земле.
— Напортачишь — в следующий раз оставлю тебя дома.
Он встал и послал, как он надеялся, непринужденную улыбку Мэлори, которая осмотрительно стояла по другую сторону двери.
Он подумал, что это уже была победа, когда она открыла дверь и впустила его внутрь.
— Вы никогда не пытались отдать его в школу послушания?
— Эээ… ну да… было дело… но это обернулось неприятным инцидентом. Мы не любим об этом говорить. Хорошая квартира.
Стильная, со вкусом. И женственная, решил он. Не утонченно-мелко-бузделушечно женственная, но дерзко-индивидуально-очаровательно женственная.
Стены были глубокого, богатого оттенка розового, выступавшего выразительным фоном для картин. Она предпочитала произведения античного искусства, или репродукции, достаточно хорошо выполненные, чтобы сойти за оригинал. Мягкие ткани и глянец скульптур.
И все чисто, как сверкающая новая монета.
Даже запах был женственный, от лилий и высушенных цветочных лепестков, которые женщины постоянно клали в какие-нибудь чаши. И, предположил он, от самой женщины.