Айденские ратники, хорошо отдохнувшие во время долгой дневки, шли бодро. Согласно плану бар Нурата, орды разворачивались в четыре линии, занимая по фронту тысячу с лишним шагов; их строй почти перекрывал левую часть луга. Справа колонной по десять двигались хайриты, обгоняя пешее войско и прижимаясь к западному краю равнины. Оба фланга прикрывали полуорды лучников из Джейда; они уже лезли на ближайшие холмы, стараясь занять удобную для стрельбы позицию. Еще два их ряда шли сразу за первой линией с луками наготове.
Обоз, вместе с последней тысячей джейдских лучников, остался в горловине прохода, наглухо отсеченной сейчас тяжелыми повозками северян, за которыми сгрудились остальные фургоны. Пять возов, однако, следовали в арьергарде хайритского строя. В них везли запасные арбалеты и плотно увязанные пучки стрел, и каждый тащила теперь пара шестиногов, прикрытых кольчужными попонами, свисавшими почти до земли.
На краю луга, в сотне метров от западной гряды холмов, торчал невысокий серповидный курган, обращенный выпуклостью к вражеским шеренгам, — естественное место сосредоточения для воинского отряда и превосходный наблюдательный пункт. Ильтар вел своих людей как раз да, инстинктом прирожденного полководца угадав все преимущества этой позиции; там хайритам предстояло ждать, пока минует первая фаза сражения и в бой вступит фаланга. Сотня за сотней тархи и их всадники скапливались в полукруге между пологих травянистых склонов; наконец он был заполнен от края до края. Всадники встали плотно, стремя к стремени, колено к колену; раздавались лишь позвякивание кольчуг да глубокое, но громкое сопенье животных. Спешившись, Одинцов кивнул Чосу и полез на гребень, желая бросить взгляд на вражеское войско.
Их было тысяч тридцать, поджарых смуглых ксамитских солдат. Длинные шеренги тянулись от одной гряды холмов до другой, заполняя всю южную часть долины; невысокие вершины слева и справа, в которые упирались фланги армии эдората, кишели лучниками. Одинцов понял, что видит всего лишь застрельщиков, — бойцы передовых отрядов, полунагие, с пучками дротиков и кривыми кинжалами, не могли нанести мощного удара. То была легкая пехота, скорая на ногу в преследовании, готовая догнать и дорезать побежденных. Сейчас она ринется вперед, выпустит рой метательных копий и отступит, очистив поле для главной силы, несокрушимой ксамитской фаланги.
За морем бронзово-коричневых тел в пестрых, в белую и красную полоску, передниках, словно острова, возвышались три плотные группы солдат, сверкавших бронзой панцирей и щитов. Глухие шлемы с прорезью для глаз скрывали их лица, щиты стояли стеной, лес четырехметровых пик чуть заметно колыхался над красными султанами. Центральный отряд был больше — Одинцов насчитал двести бойцов по фронту и тридцать шеренг в глубину; два остальных, подпиравших фланги, казались вдвое меньшими. Двенадцать тысяч тяжелой пехоты! В строю, так похожем на македонскую фалангу Александра Великого! Если верно то, что говорили Одинцову про этих воинов, они растопчут айденские орды еще до заката.