Глеб выпил еще рюмку водки. Ему в голову пришла вдруг забавная идея. Через тыщу с лишним лет профессор Константин Евгеньевич Земцов со своими студентами будет проводить раскопки в Гиблом месте. Что, ежели послать ему весточку? В стихах!
– Эй, парень, – окликнул Глеб целовальника. – Где тут можно раздобыть кусок бересты и писало?
– У писаря Ропши, – ответил целовальник.
– А где мне найти этого писаря?
– Да вон он – прямо у тебя за спиной.
Глеб обернулся. За ближайшим столом сидел, подперев щеку рукой, невзрачный мужичок с козлиной бородкой. Завидев приближающегося Глеба, он тревожно вскинул голову и уставился на него испуганным взглядом.
– Эй, ты, кажется, писарь? – окликнул его Глеб, останавливаясь возле стола.
– Д-да, – промямлил козлобородый.
– Можешь продать мне кусок бересты и писало?
Козлобородый прищурил лукавые глаза и ответил:
– Коли дашь хорошую цену, так продам.
Глеб достал кошель, выгреб несколько медяшек и положил на стол.
– Хватит?
Вместо ответа козлобородый быстро вынул из холщовой сумки чистый кусок бересты и бронзовое писало и протянул все это Глебу.
– Держи, мил-человек, – с подобострастной улыбкой произнес он.
Вернувшись к стойке с берестой и писалом, Глеб вновь уселся на лавку.
Тэк-с, что же написать?… «Дорогой профессор Земцов…» Нет, не так. Какой он, к чертям собачьим, дорогой? Тогда так: «Земцов, все ваши россказни про Гиблое место оказались правдой. Желаю вам гореть за это в аду».
Глеб качнул головой: нет, глупо. И жестоко. Профессор ни в чем не виноват. Глеб сам согласился отправиться в Гиблое место. Сглупил, конечно, но чего уж теперь…
А может, огорошить профессора посланием в стихах? Мысль показалась Глебу довольно забавной. Он представил, как профессор Земцов, затаив дыхание, счищает специальной щеточкой землю с берестинки, потом подносит ее к своим близоруким глазами, ожидая увидеть что-нибудь вроде: «Другаго дни велми рано чръныя тучя съ моря идуть, а въ нихъ трепешутъ синии млънии. Быти грому великому…» – ну, и так далее. А на берестинке вместо этой средневековой бредятины… Стишки! Точно, стишки!
Глеб усмехнулся, задумчиво поскреб писалом затылок, пошевелил бровями, затем опустил взгляд на бересту и принялся неловко выцарапывать буквы. Минут двадцать он царапал бересту острым кончиком писала, высунув от усердия язык. А когда, наконец, перестал терзать берестинку, стихи были готовы.
Глеб расправил берестинку ладонью и, сдвинув брови, перечитал написанное.
Луна сычом глядит из мрака,
Надежды превратились в пыль.
И коль уйдешь от волколака,
Тобой насытится упырь.