Я велела сыну принести простыню, чтобы прикрыть середину дивана (да и не класть же раненого на грязное?), а потом прикинула: как же я все-таки подниму Васю? Мужичонка хоть он и не крупный, но мне одной будет сложно с ним справиться, будить же Ивана Петровича – себе дороже. Тут не то что раненый Вася, любой здоровый человек успеет концы отдать, пока дядя Ваня пробудится после принятия дозы, в частности, после поминовения того же Васи и его приятеля. Рассчитывать на помощь старушек, сына и кота особо не приходилось.
Сережка появился с простыней и накрыл ею диванчик. Тут пришла Ольга Николаевна, сообщившая, что после пожара ничего не найти. Правда, докторский чемоданчик Анны Николаевны она отыскала, хоть и с трудом.
Я подхватила Васю под руки, Ольга Николаевна, вызвавшаяся помочь, пристроилась сзади и подхватила его под ноги. Сережка был бы рад помочь нам сбоку, но это не представлялось возможным: вся прихожая была заставлена барахлом Ивана Петровича, а Вася рухнул аккурат в оставленный проход. С грехом пополам мы добрались до диванчика – хотя идти-то было всего шагов семь, – при этом дважды чуть не уронили раненого. Вася подал признаки жизни и застонал. Наконец мы водрузили его на приготовленное ложе.
Анна Николаевна сходила вымыть руки и теперь отдавала приказания. Сережка с Ольгой Николаевной бегали, выполняя ее задания, а я тем временем разрезала на Васе джинсовую куртку. Он стонал, но глаза не открывал. Анна Николаевна уселась на табуретку рядом с диванчиком и осмотрела Васину рану. Зрелище было наимерзейшее, я поняла, что никогда не смогла бы работать врачом. От вида крови я сознания не теряла, но копаться в человеческом теле… Бр-р-р!
– Пулевое, – констатировала старшая Ваучская. – Придется оперировать.
– Здесь? – обалдела я.
– У тебя есть другие предложения, Марина? – посмотрела на меня поверх очков Анна Николаевна.
Других предложений у меня, естественно, не было. Но все же… Ведь Анне Николаевне восемьдесят пять… Я, конечно, промолчала, но, откровенно говоря, усомнилась в ее возможностях – пусть она даже когда-то и была прекрасным хирургом.
Анна Николаевна велела младшей сестре прокипятить инструменты. На лестнице снова послышался топот. Мы все замерли. К нам в дверь позвонили. Позвонили несколько раз. Первым отреагировал Сережка. Приложив палец к губам – чтобы мы молчали, – он направился к двери.
– Кто там? – спросил мой сын тоненьким детским голосочком.
За дверью, наверное, опешили. Потом поинтересовались, кто есть дома. Сережка сообщил, что мама и папа в гостях, а ему незнакомым людям дверь открывать запрещают, так что если дядя пришел к родителям, то пусть ждет их возвращения на лестнице или приходит завтра. Или скажет, что передать. Сережа не забудет.