Было без четверти десять, когда граф Оболин, придерживая на голове соломенную шляпу, подходил к отелю «Империал». «Закажу в номер крепкого вина, – решил Алексей Григорьевич, – и напьюсь. Напьюсь по-русски, как скотина». В этот момент Саид Алмади, который сопровождал графа, следуя по противоположной стороне улицы, остановился, скучающе посмотрел на темное небо и, сказав себе: «Порядок! Алексея Григорыч дома», быстро, легко зашагал к дальней калитке в заборе, отгородившем отель «Империал» от улицы; за ней дорожка, посыпанная гравием, вела во флигель для прислуги, где жил Саид и где у него появились друзья.
Между тем граф Оболин миновал последнюю белую скамейку, впереди – каменные ступени, его уже заметил швейцар, намереваясь распахнуть перед знатным русским клиентом парадные двери.
– Алексей Григорьевич! – прозвучал сзади женский голос.
Граф Оболин резко обернулся – к нему бежала Дарья. Он увидел только глаза, полные слез, смятения, счастья и ужаса. Кажется, волосы были растрепаны ветром, кажется, длинное платье мешало ей бежать… Да, она бежала к нему, и он бросился ей навстречу. Могучая, неуправляемая сила толкнула их в объятия друг друга.
– Дарья… Дарьюшка… – Он целовал ее мокрые от слез щеки, глаза, губы.
– Алексей Григорьевич, – сквозь рыдания шептала молодая женщина, – кровинушка моя… Господи!..
Граф Оболин с силой оторвал Дарью от себя, схватил ее за руку. Теперь они бежали вместе. Швейцар еле успел распахнуть перед ними двери. В номере было душно, задернуты портьеры на окнах. Алексей Григорьевич подхватил Дарью на руки и понес в спальню, к широкой кровати.
– Нет! Нет!..
Дарья вырвалась и теперь, заплаканная, несчастная, прекрасная и желанная, стояла перед ним.
– Графушка! Алексей Григорьевич… Нельзя… Поганая я…
– Что?… – Реальность исчезла, распалась. – Ты?… С ним?… Он посмел?
– Алексей Григорьевич… Милый мой, ненаглядный… Никита обманом. И силой… Когда мы приехали в Мемель, сказал: вы отказались от меня, бросили… Я ничего не понимала! Вас нет, чужой город. А он… – Дарья прижала руки к лицу. – Куда мне справиться с ним!
Граф Алексей Григорьевич Оболин отошел к окну и, не оборачиваясь, произнес ровно и спокойно:
– Не плачь, Дарьюшка. Уймись. Мы с тобой поговорим еще. Обо всем. А теперь скажи: зачем он прислал тебя ко мне?
– Никита давно вас выследил. Дней пять как на улице встретил. Да все не подходил.
– Почему?
– Не знаю… А вот сегодня… Меня прислал. Велел передать: будет у вас в шесть вечера.
– Что же, я его жду. – Граф Оболин говорил ровным, монотонным голосом.
– Только одно условие. – Дарья уже не плакала. В ней произошла странная перемена – будто некий огонь, освещавший ее изнутри, погас, и она стала меланхоличной, вялой, сразу поблекла, увяла ее цыганская красота. – Условие такое… Чтобы вы были одни.