Что такое время в буржуазном сознании? Время Бога? Отнюдь нет, скорее время власти, время фрагментарной власти. Фрагментированное время, чьей единой мерой является момент — этот момент, пытающийся стать напоминанием цикличного времени. Уже не окружность, но прямая линия, конечная и бесконечная; уже не синхронность в регулировании каждого человека по часам Бога, но последовательность состояний, в которых каждый гонится за самим собой, не в силах поймать себя, как если бы проклятие Становления позволяло нам увидеть только свою спину, при том, что человеческое лицо остаётся непознанным, недоступным, вечно будущим; уже не круговое пространство, обнимаемое центральным глазом Всемогущего, но серия мелких точек, автономных в видимости, но интегрирующихся в реальности, в соответствии с ритмом последовательности, вдоль линии, обнаруживаемой ими каждый раз, когда одна соединяется с другой.
В песочных часах Средневековья, время утекало, но один и тот же песок перетекал из одного полушария в другое. На круглом циферблате часов, время шелушится, никогда не возвращаясь. Ирония форм: новый дух занимает свою у мёртвой реальности, и именно смерть времени, смерть своего времени носит на себе буржуазия, в виде наручных часов сделанных по образцу бижутерии гуманистических мечтаний, с цикличной внешностью.
Но ничто не создано из него, и это времена часовщиков. Экономический императив превратил каждого человека в живой хронометр, знак отличия на запястье. Это время работы, прогресса, ВВП, время производства, потребления, планирования; время зрелища, время для поцелуя, время клише, время для каждой вещи (время — деньги). Время—товар. Время выживания.
Пространство — это точка в линии времени, в машине, преобразующей будущее в прошлое. Время контролирует живое пространство, но оно контролирует его извне, заставляя его протекать, на промежуточной стадии. В то же время, пространство индивидуальной жизни не является чистым пространством, а время, включенное в него, не является чистой временностью. Стоит проанализировать этот вопрос тщательнее.
Каждая точка, заканчивающая линию, уникальна, особенна, и, тем не менее, как только добавляется новая точка, предыдущая тонет в единообразной линии, переваривается прошлым, повидавшим и иные прошлые времена. Невозможно различить их. Так каждая точка удлиняет линию, благодаря которой она исчезает.
По этой модели власть, разрушая и подменяя, гарантирует себе свою длительность, но, в то же время, люди, которых призывают потреблять власть, уничтожают и обновляют её своей