Чем более интенсивным становится удовольствие, тем больше оно требует целостности мира. Вот почему мне нравится считать революционным призыв Бретона: «Любовники, помогайте друг другу наслаждаться всё больше и больше».
Западная цивилизация — это цивилизация работы, как говорил Диоген: «Любовь — это занятие досужих людей». С постепенным исчезновением принудительного труда, любовь стремится к реконкисте утраченных земель. И это происходит не без опасности для всех форм власти. Поскольку эротика является единой, она является также свободой многообразия. Нет лучшей пропаганды свободы, чем безмятежная свобода наслаждения. Вот почему наслаждение большую часть времени загнано в подполье, любовь в комнату, творчество под парадную лестницу культуры, алкоголь и наркотики в тень закона…
Мораль выживания вынесла приговор разнообразию удовольствий, как она обрекла единое многообразие ради повторяющихся шаблонов. Если удовольствие—тоска удовлетворяется повторением, то истинное удовольствие чувствует себя хорошо только в едином разнообразии. Самая простая модель эротики — это, несомненно, основная пара. Два партнёра живут своей жизнью с такой прозрачностью и свободой, какие только возможны. Этот сияющий заговор обладает очарованием кровосмесительных отношений. Многообразие общего живого опыта образует между партнёрами связь брата и сестры. Великая любовь всегда обладала чем—то кровосмесительным; из чего исходит, что любовь между братьями и сёстрами была с самого начала привилегированной, и должна быть предпочтительной, остаётся лишь шаг, который было бы мудро сделать, чтобы избавиться раз и навсегда от одного из самых древних и смехотворных табу. Здесь можно говорить о сестринстве, о сороризации. Жена—сестра, чьи подруги также мои жёны и сёстры.
В эротике нет иного извращения, кроме отрицания удовольствия, кроме его фальсификации в удовольствии—тоске. Какое значение имеет источник если вода течёт. Китайцы говорят: неподвижные друг в друге, удовольствие несёт нас.
Наконец, поиск удовольствия является лучшей гарантией наличия игрового элемента. Он охраняет подлинное участие, защищает его от жертвенности, ограничений, лжи. Различные степени удовольствия обозначают собой влияние субъективности на мир. Так, каприз является игрой нарождающегося желания; желания игры с нарождающейся страстью. И игра страсти обретает свою последовательность в революционной поэзии.
Значит ли это, что поиск удовольствия исключает страдание? Речь идёт скорее о новом подходе к нему. Удовольствие тоска не является ни удовольствием, ни страданием, но некой чесоткой, раздражающей всё больше и больше. Что такое подлинное неудовольствие? Поражение в игре желания или страсти; позитивное страдание, тем более страстно устремляющееся к построению другого удовольствия.