— У тебя даже на это не хватает мужества, полковник.
— Не называй меня полковником…
— А как же тебя называть? Палач, Тёрм?
— Замолчи!
— Ты призываешь меня к молчанию, ты боишься правды?
— Авель, ты не понимаешь, что значит пробыть один день в пыточной камере. Ты покушалась на жизнь короля. Даже я не смогу защитить тебя.
— А Мейхель?
— И Мейхель тоже, у нас… у нас есть свои обязательства… Сделай, как просит король… тогда он, возможно, дарует тебе лёгкую смерть, — Тёрм повторялся.
— Возможно — слишком неопредёленное слово, чтобы обменивать его на предательство.
— Разве это предательство? Ты только расскажешь правду.
— Правду… Тёрм, а ты сам всегда говоришь правду?
— Я, но…
— Моя правда — это предательство всего того, ради чего я жила. Моя правда — повод к войне. Я не готова поступиться тысячами жизней ради одного лживого «возможно».
— А если король даст твёрдое обещание?
— Ты считаешь, одна легкая смерть — равноценный обмен на право начать войну?
— А если мы сможем уговорить короля отпустить тебя?! — неужели он и в самом деле думает, что я поверю в это и пойду на измену?
— А ты подумал, смогу ли я после этого жить? Мой ответ — нет.
— Авель, я не смогу смотреть, как тебя будут пытать.
— Не смотри.
— Одна мысль об этом раздирает мою душу на части.
— Так отпусти меня или убей.
— Я не могу…
— Тогда нам не о чем больше говорить. Я хочу уйти.
— Куда? В пыточную камеру?
— Куда угодно, лишь бы подальше от тебя.
— Сделай, как приказал король. Не заставляй меня…
— Не заставляй, что? — блин, у меня истерика. Крепись. — Не заставляй бить тебя? Не заставляй вызывать палача, чтобы он тебя пытал?! Или…
— Хватит!!! — закричал он, не выдержав моего напора.
Я закусила губу.
Термарель сел за стол. Закрыл ладонями лицо. Затем поднялся и подошел к двери.
— Охрана, — будто крик сквозь слёзы, — увести.
Я закрыла глаза и вздохнула, так, чтобы мой вздох никто не услышал.
Меня не пытали, видимо, он запретил это. Весь день продержали в пыточной, заставив наблюдать, как пытают других, затем увели и бросили в камеру.
"Клетка", как я ее называла, была очень маленькой. В ней были лишь стены, решетка и каменный пол. Все. Я уже поняла, что нахожусь ни где-нибудь, а именно в Ламкрюнцине — самой страшной тюрьме Камерлина, тюрьме для особо опасных преступников: наемных убийц и лиц, попытавшихся совершить покушение на важные должностные лица, шпионов. Все это могло относиться к моей персоне, поэтому на снисхождение надеяться было бы просто глупо: самое лучшее, что могло ждать узников Ламкрюнцина — это быстрая и не слишком мучительная смерть.