Так что Шуту еще очень повезло, что его таки взяли с собой.
Оказавшись на берегу, он вновь и вновь думал, что же делать дальше. И чем больше думал, тем больше приходил в отчаяние. По всему выходило, что поиски его откладываются на неопределенный срок. Ведь Элея в безопасности только пока он рядом. Как ее оставить? Как уйти теперь? Совершенно невозможно… Скорее всего, придется возвращаться вместе со всеми обратно в Брингалин…
А с другой стороны — как можно плыть на Острова с чумой на корабле?
Куда ни обернись — нигде выхода не видать… А Шут ведь не мудрец, не стратег какой-нибудь, даже не командир отряда, умеющий видеть далеко вперед и принимать верные решения. Всего лишь «маг-недоучка», как обзывала его Нар…
Нар… В последние дни плавания Шут жил той частью своего сознания, что могла думать только про Элею. Но теперь, когда он убедился в относительной безопасности принцессы, черные мысли о содеянном зле, о тяжести всей его вины вновь набросились на Шута точно стая безжалостных чаек, которые так и норовят заклевать насмерть. Он совсем замкнулся и днем почти не появлялся среди палаток лагеря, предпочитая в одиночку бродить по скалам. Даже общество Хирги больше не радовало Шута: боль, до поры запрятанная так, что прорывалась лишь во снах, на самом деле не угасла… и вовсе не уменьшилась. И утра по-прежнему были худшим наказанием. Хирга, добрая душа, видя это все, пытался развеять печаль господина Патрика, но Шут словно бы находился в другом мире, и никакие слова не долетали до его сознания. Обеспокоенный сэр Тери даже попытался напоить Шута, чтобы тот разговорился да, глядишь, и пришел в себя. Но Шут, мгновенно захмелев, прямо у костра свалился спать, и всей пользы от этой затеи было только то, что спал он очень крепко и не увидел ни одного кошмара.
Между тем, отправленные в степь гонцы все не возвращались. И когда на пятый день лорд Этен озабоченно сказал за ужином, что их нет слишком долго, капитан согласно кивнул, но говорить ничего не стал. Боялся сглазить и без того скверную ситуацию. По всем подсчетам разведчики должны были показаться в лагере еще сутки назад. Раз не показались — значит не нашли лошадей… А может вообще ничего не нашли. Или нашли, но вместе со скорой кончиной от стрел степных жителей.
Словом, тоскливое выражение Шутова лица вполне соответствовало всеобщему настроению.
Лишь еще два дня спустя часовые обрадовано доложили, что трое хранителей, отправленных в степь, появились наконец вдали. Но возвратились они действительно пешком… И когда усталые, покрытые пылью, гонцы приблизились к лагерю, все сразу поняли — добрых вестей ждать не стоит.