Рядом развернулась одна, затем вторая, третья машина. Огибая поляну, они прошли по опушке леса, удаляясь в сторону оврага, куда, оставив густо чадившую пушку, скатывались и исчезали в кустарнике серо-зеленые шинели. Бежавшие за тридцатьчетверками автоматчики остановились у оврага и полоснули несколько раз по плотной стене орешника на той стороне. Немцы не отвечали. Все стихло. Только в кронах деревьев шумел утренний ветерок. Опустив автомат, Кочергин с тяжелым сердцем двинулся в сторону танков. Появившись из-за поднятой крышки люка, знакомо повис, зацепившись одной рукой за стол пушки, и ловко спрыгнул вниз какой-то танкист.
Но, еще не надев очки, он знал, что к нему направляется Мотаев. Подойдя, тот толкнул Кочергина в плечо. Усталым жестом сдвинул назад шлемофон, обнажив белую полосу лба. На закопченном лице вспыхивали в улыбке глаза и зубы. Кочергин его обнял, прижал.
— Ну что, пехота, сражаешься? — вырвался капитан. — Молчи уж! Видел, видел твои подвиги. Автоматом обзавелся. Однако плохо что-то с координацией-то получилось. В автобусе, на узле управления, тебе бы без смены сидеть. Оттуда ловчее все наладить…
Кочергин стоял переминаясь. Действительно, на узле связи, где он, будучи в Немках, однажды подменил отправленного зачем-то в бригаду командира роты управления лейтенанта Бубнова, ему удалось посредством собранной от командиров подразделений информации помочь им быстро найти в бою правильное решение. Это даже обратило внимание Карапетяна. Но то был лишь эпизод. Он не повторился.
— Ладно, не кисни, — снова осветил лицо улыбкой Мотаев. — Задание одно важнецкое надо выполнить. Поедешь сейчас в Немки, там комполка тебе все растолкует.
— Понятно! — протянул ничего не понявший Кочергин.
Они шли по бровке оврага и уже было повернули напрямик через полянку обратно к танкам, как их внимание привлек станковый пулемет.
«Максим»! Тот самый, — остановился Кочергин.
Возле, зажав рукоятки пулемета в будто выточенных из слоновой кости кулаках, с головой, развороченной разрывной пулей, лежал лейтенант. Вторым номером был солдат, державший в вытянутых руках ящик с пулеметной лентой. На спине, окольцованная почерневшей бахромой шинели, багровела воронка.
— В грудь угодила! — подумал вслух Мотаев.
Кочергин молчал. Дня два назад он и этот пехотный лейтенант сидели с группой солдат над Доном. Как бы преграждая путь уходящему дню, может, последнему для любого из них, под обрывом, опрокинувшись, глыбилась тяжелая гряда туч. Там от воды курился туман. Ледяной припай виднелся только у левого берега, за песчаной косой и в заводях.