— Танки, говоришь? Может, и прикрывает… Да, ползут. Восемь… Двенадцать… Девятнадцать… Двадцать шесть. Вот пропасть! Немцы! У нас таких сил за поселком нет.
— Смотрите, еще показались… Нет-нет, правее, за балкой! Да, там. Там! А бронетранспортеров… Тринадцать на дюжину! Откуда они? Похоже, из Восьмого марта…
— Эх, эрэсы нельзя использовать… Давай я к Карапетяну на «бобике» слетаю? — предложил Кочергин.
— Бесполезно, не разрешит. А нужда заставит, я и сам команду дам.
— Немецких куда больше прет, чем может быть танков у Асланова. Будь у него даже полный комплект, как в ноябре, — разглядывал Кочергин колонны вражеских машин, опоясывающих степь.
Она вдруг заискрилась мириадами солнц, отраженных кристаллами снежинок. Неожиданно яркий свет выгнал слезу из напряженных глаз. Кочергин с досадой вздернул голову. В мгновенном просвете туч маячил едва различимый квадратик.
— Смотри! Еще толком не прояснилось, а «рама» уже висит!
— Сегодня не наведет — снова затягивает. А жаль. Нет для нас никакого толку от немецкой воздушной разведки!
— Что жаль? — опешил Кочергин.
— Думаю, напрасно второй день солдат гоняют. Злятся они, ругаются! И если немец наши старания не оценит, то не зря они начальство честят.
— За что?
— Наш дивизион дважды степь пересекал: днем — сюда, ночью — обратно. И снова. Я поначалу подумал, что меня с моей батареей в вашу бригаду для того и загнали. Болтался, как… фиалка в проруби! — с явной досадой вспоминал комбат. — Многие подразделения различных частей корпуса так… Вы что ж, ничего не знаете, разведчик? У Карапетяна из двух батальонов, что тут, один пехом то в лес, то обратно таскают…
— Вот оно что! Солдаты повзводно все время из леса топают, а ночью, стало быть, туда. Хитрим? Демонстрируем?
— Да, мало нас. Потому немцам очки и втираем. Чтобы у них двоилось! Солдатам это не объяснить. Иные в результате двое суток не спали: топай и топай, словно маятник, без передыха!
Перешибив приглушенный грохот, нависший над степью, стегнул выстрел головного немецкого танка и часто, наперебой, застучало множество пушек. Над танками взметнулась снежная пыль, засинела пороховая дымка. Впереди, на подступах к Верхне-Кумскому, поднялись черные столбы разрывов. Оттуда заблестели вспышки ответных выстрелов, но немецкие танки приближались, охватывая с фланга позиции 59-й бригады. Один косяк вражеских машин шел прямо на копенки из бурьяна, дистанция быстро сокращалась.
— Почему молчат танкисты в засаде? — привстал старший лейтенант. — Такая силища из них прет, ну и нервы!
— Дистанция великовата для прицельного огня, — пояснил Кочергин, — семидесятки вооружены сорокапятками. Немцы могут их эффективнее обстрелять. У них тяжелые танки с длинной пушкой, семидесятипятимиллиметровой. Однако гитлеровцы вроде бы ничего не подозревают!