- Ох, Владимир Антонович, что бы мы без вас делали? - вздохнула Лелька при виде подноса с горячим шоколадом.
Анна прикусила губу. Сейчас ведь полыхнет громче керосина. Знала: не любит их, терпит лишь потому, что вот эта "молодежь", эти пять человек - все, что осталось от большой и шумной компании, родившейся вокруг большой и веселой семьи Павловских. Было, было - трехэтажный дом с зеркальными стеклами, обеды по воскресеньям, чтения стихов и романсы, диспуты научные и политические, салонные игры и любовные драмы, и лампа под рыжим абажуром с кистями...
Вспомнила - и вдруг разревелась, прямо при всех.
Потом шли домой по темным, звонким от холода улицам, где мела поземка и не горели ни фонари, ни окна. Уши стыли под платком, немел кончик носа, а между воротником шубы и губами набиралось влажное дыхание и тут же стекленело на мехе белыми перьями. Но между подкладкой и шеей облачком розовых блесток крутились духи, подарок, невесть откуда добытый Герлен в тяжелом золотом флаконе.
- Пересели ты их к себе! Пока всем кагалом не пострелялись, хотя какая экономия же!.. - буркнул Владимир в сторону и вдруг.
Дом стоял такой же пустой и темный, как остальные, но не мертвый, хоть выстыли верхние этажи еще давно. Нынче осенью топить не начали вовсе, потом и свет подавать почти перестали. Дом был живым, потому что был жилым, согретым не камином, не печью, а счастьем. Нужно было только чуть-чуть подтопить, сразу как вошли, не тратя времени.
Когда вернулись силы возиться в постели, укладываться виском на плечо, натягивать обоим на голову одеяло, чтобы тепло и душно шептаться внутри, чтобы воздух общий на двоих, переспросила:
- Володя... а ты не пошутил?
- Нет! - лязгнул челюстями над ухом, как серый волк, и не сразу ровно, страшно прибавил: - Мне за тебя спокойней будет. Я теперь стану отлучаться чаще.
Немедленно сделал вид, что спит, вскоре и Анна заснула, а поутру его уж и не было. Был - и ушел, как приснился, даже место на кровати выстыло.
***
За окном успело рассвести, снег летит параллельно земле, ветер, как всегда, встречный. Здесь, в граде на Неве, всегда ветер и всегда встречный, холодный и мокрый. Близко море, близко Полярный круг, Арктика дышит в спину, напоминает о себе серой, как беда, водой. В Москве вдоль берегов подсвеченных желтым и лиловым рек стояли залитые огнями дома-пароходы, длинные и светлые. В Москву пути больше нет. Надолго.
Пиджачная пара посредника была чистой и даже глаженой, но казалась старой и пыльной. А рубашка - серой. И сам он походил на бывшего бухгалтера, не хватало только нарукавников. Кто его, впрочем, знает, он мог оказаться и настоящим бухгалтером: штабс-капитан Зайцев плохо разбирался во внутренних порядках черного рынка, но ведут же мазурики какую-то отчетность?