Тень безумной пелены спала, виденье исчезло. Прорицательница вздрогнула и глубоко вздохнула, будто секунду назад задыхалась. Взгляд ее приобрел осмысленность.
— Твои фокусы меня не впечатляют, Вёльва, — бесстрастно заметила Ливия. — Но актерский талант воистину неподражаем.
— Скоро вся Валлия станет театром — театром войны. И главную роль в спектакле сыграет смерть.
— В день нашей последней встречи в опасности были лишь двое. Теперь — Валлия. Я боюсь и представить, что ты напророчишь в следующий раз.
— Следующего раза может и не быть, — заявила прорицательница и посмотрела на аббатису с холодной решимостью. — Мне нужен воспитанник.
— Опять? — изумилась Ливия, и на ее лице за краткий миг сменилось множество выражений: удивление, недоверие, скептицизм, осознание и наконец злоба, ярость. — Где мои сыновья? — сухо спросила она.
— Ливия, ты бездетна…
— Все сироты и обездоленные, жившие при храме, мои дети, — не показывая истинных чувств, царивших в ее сердце, процедила Ливия.
— Ты хочешь знать о судьбах Назарина и Аарона? Тогда слушай — я расскажу. Как бы мне не хотелось изменить предначертанное, прорицание сбывается. Назарин как никогда близок к смерти. Но он сам выбрал свой путь и именно ему предречено стать черным магом, который оборвет две жизни: свою и Аарона.
— Кто из них мой сын?
— Оба, — бесстрастно ответила Вёльва и снисходительно улыбнулась: — Ведь все обездоленные — твои дети…
За восемь долгих лет сердце Ливии очерствело: погоня за властью, восхождение к долгожданному посту по ступеням, выстроенным на тонких и хрупких интригах, вечный поиск лучшей жизни, которую позже можно будет посвятить своим детям — все это изменило добродушную, отзывчивую послушницу Храма, сделало из нее холодную и расчетливую Пресвятую мать. Но эти перемены не затронули любви к двум мальчикам. Ливия твердо верила, что придет время, когда она разделит жизнь со своим ребенком, со своими детьми… И на краткий миг материнская любовь пересилила привычное равнодушие:
— Спаси моих сыновей.
— Сейчас это невозможно…
— Что тебе надо для их спасения? — Ливия говорила стальным, властным голосом, будто ее нынешнее положение давало ей право и могущество, чтобы купить саму судьбу. — Деньги? Власть? Сейчас я могу дать тебе и то, и другое. Только прошу: спаси моих сыновей.
— Это невозможно, — повторила Вёльва. — Если хоть один выживет — миру конец.
— Ты обманула меня! Украла моих сыновей и сама загнала их в могилы. Ты разделишь их судьбу! — взорвалась праведным гневом Пресвятая мать, резко встала и, перегнувшись через стол, схватила прорицательницу за шею.