Стефани наморщила лоб от напряжения, пытаясь уловить суть разговора, сложить в целое отдельные слова и фразы: «общее соглашение», «воссоединение открывает новые рынки», «граница капитализма».
Алан курил, напряженно следя за реакцией Стефани, ожидая ее вопросов.
Она закрыла глаза, чтобы полностью сосредоточиться на том, что слушала, не отвлекаясь ни на что.
На несколько мгновений звук вдруг очистился от посторонних шумов. Голос стал яснее, четче: «Привнесение западных ноу-хау… обучение и контроль качества… сто миллионов… триста, четыреста филиалов… Дрезден…»
Затем опять появились шумы, стало труднее различать слова. Пение заглушало говорящего.
Этот звенящий хрустальный голос, взлетавший и падавший в водовороте мелодии. Он перемежался с обрывками разговора. Теперь Стефани было трудно уловить реплики, перекрывающиеся ангельским пением. Но вот мужской голос опять стал четче: «финансирование…переговоры…быстро…Штатсбанк…» Она прижала наушники руками, стараясь не упустить ни слова, ни слога. «…Выборы доказывают… я и без аналитиков это знаю… вы слушаете?.. глупость, глупость…» Голос приказывал. Да, скорее всего, это был телефонный разговор. «Дрезден». Голос опять стал четким, как будто — да! — как будто говорящий ходил по комнате, то приближаясь к микрофону, то удаляясь от него. Звуки шагов гасли в толстом ковре. «…Головной офис всего… нет-нет… не Лейпциг… скажи им Дрезден, или ничего вообще не будет…»
Лили все пела под аккомпанемент фортепиано, и ее песня медленно приближалась к концу.
Darum Silvia tön, О Sang,
Der holoten Silvia Ehren;
Jeden Reiz besiegt sie lang.
И вдруг мужской голос, заглушая пение, обратился к кому-то — видимо, телефонную трубку прикрыли рукой: «Дорогая! Дело сделано!» Пианист, словно по инерции, взял еще несколько аккордов, прежде чем музыка прекратилась. «Миллиард немецких марок обеспечит нам контроль над всеми фармацевтическими концернами бывшей ГДР. Удалось! Ты слышишь? Дело сделано! И…» Пауза. «…Корпорация, ее головной офис, будет находиться — нет. Ты должна догадаться где!» Голос был очень четким, видимо, говорящий перестал расхаживать по комнате. Стефани представила, как он стоит около микрофона, еще не остыв от возбуждения, еще в напряжении после разговора. А затем зазвучал ее голос. Он был тихим, но его невозможно было спутать ни с чьим другим: «Я даже не представляю, Эрнесто!» Лили Шнайдер… «Пожалуйста, Эрнесто! Bitte, mein Schatz! Не мучай меня!» Мужчина ответил: «Тогда мне придется тебе сказать, Liebchen, ты же знаешь, я не могу переносить твоих мучений!» Последовала драматическая пауза, затем прозвучало одно слово: «Дрезден!». И вдруг резкий звук — кто-то хлопнул в ладоши? «Эрнесто! Эрнесто! Неужели это возможно? После стольких лет! Дрезден! Там были лучшие мои концерты!»